Просто профи: «Главный противник художника – это мода»

Рамблер/Семья продолжает рассказывать о том, чем хороша та или иная профессия, и о том, какие трудности она в себе таит. Сегодня мы публикуем интервью с потомственным художником Никитой Кулиничем, который не замкнулся на собственном творчестве, а принял решение нести искусство в массы.

Никита Кулинич окончил главный художественный вуз – Академический Художественный институт им. Сурикова. Позднее он стал членом Союза художников России и Московского союза художников. Также он занимается созданием монументальных мозаик, которые служат украшением различных интерьеров, в том числе церковных. Кроме того, Никита является куратором перспективных проектов галереи «Дом Кулинича». Он имеет множество престижных художественных наград. С 2011 года Никита руководит творческой студией «Преображение» на базе Психиатрической клинической больницы №1 им. Н.А. Алексеева, где обучает искусству людей, имеющих психическую инвалидность.

Вы – потомственный художник? Кто в семье художник?

Да, у меня оба родителя художники. Отец – Кулинич Анатолий Васильевич, его имя известно всем в нашей стране, кто занимается изобразительным творчеством. Мать – тоже прекрасный художник, недавно закончилась ее персональная выставка. У нас есть семейная галерея – «Дом Кулинича», она реализует большие международные проекты. Например, когда я еще учился в институте, мы делали проект с иностранцами о том, как русская школа влияет на тех, кто приехал к нам из другой страны.

А сейчас мы занимаемся проектом «Тайна рождения картины» совместно с Третьяковской галереей. В данном случае мы делаем уклон в сторону графики: трое художников создают картины от первоначальной идеи и эскиза до уже конечного результата, и у каждого из них – графическая техника. За процессом наблюдают искусствоведы и психологи. В рамках проекта каждый выполняет свою работу: художники рисуют, искусствоведы оценивают, психологи тоже пытаются каким-то образом это дело изучить. И параллельно об этом снимается фильм, который покажем в «Третьяковке».

Расскажите, пожалуйста, о папе.

Он – замечательный художник. Конечно, когда ты маленький, для тебя родители – это самые крутые художники в мире. Но со временем, когда я стал учиться в Суриковском институте и самостоятельно развиваться, я как-то стал понимать, насколько каждый художник действительно хорош. И да, мой отец – по-настоящему достойный художник. Он очень интересно и гармонично развит как в графике, так и в живописи. В графике у него в основном аллегоричные вещи – философские размышления о жизни. Есть такая большая серия, очень глубокая, за нее у отца медаль Академии художников. А живопись у него совсем другая, есть очень красивые деревенские вещи. От некоторых его шедевров я до сих пор в восторге.

Вы, наверное, с детства понимали, что будете художником? Или были другие варианты?

Были, конечно, варианты. Когда я был маленьким, я хотел быть дворником, мне это почему-то очень нравилось – особенно момент, когда дворники скребут зимой лопатами снег. Мне казалось, что это такое колоссальное удовольствие.

Но на самом деле буквально с трех лет я рисовал в мастерской у родителей. Помню, все стены внизу были изрисованы. Очень хотелось рисовать, но не было подходящей поверхности, поэтому приходилось с трудом влезать на табуретку, потом на стол, и именно над столом было место, где еще ничего не нарисовано.

Родители разрешали на стенах рисовать?

Ну, без восторга, но они терпели это. И когда я начал основательно учиться, я сначала учился на живопись в художественном лицее, а в институт поступил на монументальную живопись – это мозаики, витражи. Педагог, который был в лицее, активно агитировал меня идти на графику, наверное, чувствовал, что от отца есть какие-то задатки, но мне хотелось что-то новое попробовать. Так получилось, что после учебы мы с друзьями активно занимаемся и мозаикой, но я также работаю и над большой графической серией. К графике я и так пришел, в общем.

Родители были рады, что Вы пошли по их стопам? Ведь путь художника непрост, кроме того, нет никакой гарантии материального благополучия.

Я думаю, да, они, конечно, рады, потому что по-другому быть и не могло, если ребенок сидит с детства с ними в мастерской. У меня был свой маленький мольберт, я приходил с ними утром, что-то там рисовал каждый день. Отец говорит, что где-то есть папки со всеми моими детскими рисунками. Может быть, есть смысл вернуться через какое-то время к этим работам, потому что они крупные, достаточно эффектные. Можно их переосмыслить, сделать ремейк.

Просто профи: «Боевые искусства лучше всего готовят к жизни»

Мастерица со спицами: вязание игрушек – отдых от рутины

Чье мнение о Вашем творчестве для Вас важнее всего?

Свое. Когда ты работаешь, выкладываешься, заканчиваешь картину, переключаешься на что-то другое, а потом возвращаешься к работе и видишь, что она реально тебе нравится. Замечаешь ее художественные достоинства, понимаешь, что идея переросла в холст и краски, и теперь это уже «образ», живущий своей, не зависящей от тебя жизнью. Хорошо, конечно, если рядом есть близкие люди, которые знают твою систему ценностей и могут что-то посоветовать. Но мнение окружающих может меняться, оно также может быть обусловлено многими не относящимися к делу факторами. Так что к нему, конечно, я тоже прислушиваюсь, но больше доверяю себе.

Еще важно видеть свою работу на больших групповых выставках и чувствовать «локоть» товарищей, понимать то, как твоя работа соотносится с работами других художников, видеть, как вещь работает на фоне других произведений.

Мне представлялось, что художники – люди ранимые, и им важно регулярно получать похвалу.

По-разному. У меня есть картины, к которым отец всегда относился скептически, но мне они очень нравятся. Все-таки каждый по-своему видит, и это нормально, хорошо и естественно.

Вы продаете свои картины?

Да. Хотя, конечно, это не единственная задача.

Сложно расставаться с работами?

Как правило, ты знаешь, кому уходит вещь. Когда создаешь картину, ты создаешь свой мир. То есть у тебя есть идея, и ты ее пластическими средствами реализуешь, пытаешься ее передать зрителю. И когда зритель принимает этот мир, он ему нравится, зритель вешает картину на стену, чтобы с этим миром жить, то, безусловно, это становится большой наградой для художника.

Какой у Вас основной источник заработка? Продажа картин или что-то еще?

Один из источников – это картины, есть еще преподавание и мозаики. Мозаики мы создаем в мастерской, а потом монтируем в частных или в церковных интерьерах.

Например, недавно закончили большой объект: целую серию мозаик отправили в Нижний Новгород. У меня в бригаде прекрасные художники, работает 10-15 человек. Создание монументальных вещей – это очень интересно. Это групповая кропотливая работа всего коллектива. Долгие месяцы ты работаешь, анализируешь, переживаешь о том, как мозаика будет в смотреться в архитектуре. А там люди уже ждут твою работу. Потом монтируешь на объекте. И когда видишь, что здание расцвело, мир стал немного красивей и радостнее – это непередаваемые ощущения!

Вы бы хотели, чтобы Ваши дети тоже стали художниками?

Я думаю, да.

Просто профи: «Кинологом может быть каждый, кто любит собак»

Школы конной езды: какую, как и за сколько выбрать?

Что Вы чаще всего изображаете на своих картинах?

Такого нет, чтобы была привязка к конкретным сюжетам. Чаще всего о том, как назвать стиль, фантазируют искусствоведы. Но отец, например, обозначил то, что он делает, как философский реализм. Сейчас думаю о большой живописной серии «Райский сад».

Насколько Вы переняли стиль и методы Ваших родителей?

Безусловно, влияние есть, но со временем каждый начинает искать свой путь. Мой отец – отличный композитор, то есть очень хорошо и четко компонует, и это, наверное, мне удалось у него перенять, и это важно. А еще, наверное, отношение к тому, что ты делаешь – очень ответственное и серьезное.

Вообще, многие дети художников страдают от того, что они похожи на родителей. Чаще всего они стараются от этого избавиться, и это мучительный процесс, потому что профессия публичная, и на групповых выставках смотрят, насколько далеко сын ушел от отца. Я какого-то дискомфорта не чувствую, у нас бывают и выставки семейные, где мы все выставляемся, и по отдельности.

У Вас есть любимый художник?

Это как-то меняется со временем. Но художник, который мне всегда интересен – это Петров-Водкин со своей системой композиций, со своими теориями, которые он потом в живопись воплощал, со своим взглядом на мир, таким неординарным, глубоким и интересным.

Как ребенку, который не родился в семье художников, стать художником?

Самое главное – это желание, а что касается техники, то тут есть масса возможностей. В первую очередь нужен последовательный труд. Какая-то часть успеха – это талант, какая-то – труд. И чаще всего последовательный усердный труд значит намного больше, только таланта совсем не достаточно.

А если нет таланта, но есть большое желание, можно стать приличным художником?

Все относительно. Измерять количество таланта не нам. Если есть большое желание – добиться можно всего.

Просто профи: «Основа альпинизма – это чистая душа»

Как стать модным дизайнером одежды за небольшие деньги?

Какое направление изобразительного искусства сейчас наиболее актуально и востребовано?

Главное для художника – заниматься тем, чего просит его душа, тем, что лично ему очень нравится. Да, есть какие-то магистральные течения, которые задаются кураторами и искусствоведами, но чаще всего, если есть задача быть в струе и на гребне волны той или иной, то это не изнутри, это следование моде, которое поменяется через какое-то время. Можно об этом думать до того момента, пока ты не нашел что-то свое, пытаться встроиться в какую-то систему и в ней как-то себя реализовать. Но это только до того момента, пока ты не почувствуешь свое. И дальше, под то, что ты чувствуешь, под то, что ты хочешь изобразить, ты уже найдешь язык, которым это делать.

У нас сейчас основная проблема в том, что искусство стало унитарно во всем мире. Мир наш стал маленьким, и поэтому чаще всего не видно, откуда картина: из Африки, Америки или Китая. И это общая тенденция. Так что тут, я думаю, самое главное – не ориентироваться на каноны, которые кто-то задает. Часто бывает такое, что очень уважаемые мной искусствоведы начинают учить молодых художников, как и в каком направлении они должны работать. Это выглядит очень странно, и я до сих пор не могу понять, где они берут на это столько самоуверенности и как это с логической точки зрения может быть вообще оправдано.

Как Вы придумываете сюжеты Ваших картин?

По-разному. Бывает, что-то читаешь, и возникают зрительные образы. У нас есть дом в Пскове, и однажды я вышел ночью на улицу и почувствовал, что попал в мир, который я раньше не знал совершенно: силуэты, звезды отражаются в воде, лодки, птицы ночные кричат, страшно иногда… Вот эта целая гамма чувств и ощущений как раз и натолкнула меня на создание графической серии. Я тогда ходил при луне, пытался делать маленькие зарисовочки, значки, закорючки, потом днем уже расшифровывал.

Что Вас еще вдохновляет в целом? Бывают ли моменты, когда просто нет вдохновения?

Бывает много идей, и ты физически не успеваешь их воплощать. Безусловно, и муки творчества тоже возникают, но в этом случае я хожу в музеи, смотрю древние архаичные вещи, древние фрески, которые едва сохранились. Они привлекают тем, что они очень искренние и наивные. У нас Третьяковка прекрасная, она настолько наша. Это такой кладезь! Когда у тебя творческий кризис, ты можешь пойти туда, и там ты всегда найдешь что-то. Мы богатые люди, потому что у нас есть такие музеи, которых нет в очень многих странах. Причем это русские художники – с нашим пониманием, с нашим менталитетом, это очень важно.

В этом плане мне даже сложно представить, что я бы куда-то уехал в другую страну. Часто возникают такие предложения, но я не могу. Это будет в любом случае изгнание, ведь то, что ты делаешь, настолько из этой земли выросло! Мы часто, например, ездим в Лондон, чтобы, например, пописать весну, но жить там, не в России, даже в страшном сне не представлю.

Есть мечта уединиться и поработать в нашем псковском доме пару лет, потому что там есть много сюжетов для работы. Чтобы не было московской суеты, выставок, всех дел, хочется именно сконцентрироваться. Мы много выставок и проектов делаем, мозаики, преподавание – суета, сложно выделять время на творчество, это получается с боем. Все остальное может быть тоже интересно и увлекательно, но настоящее удовлетворение я получаю только от работы с карандашом и кистью.

.button_buy title: Учимся рисовать у художника announce: Американский художник с мировой известностью раскрывает секреты создания реалистичных картин. Книга может стать отличным учебником по рисованию image_url: http://img03.rl0.ru/pgc/c1045x700/56f91b56-7c04-b247-7c04-b20c6d38dcc7.photo.0.jpg button_title: КУПИТЬ КНИГУ button_url: http://www.litres.ru/bill-martin-2/pravila-risovaniya-12637384?lfrom=218868407

Просто профи: «Пожарный должен быть расчетливым и добрым»

Художник Мила Наумова: позвольте ребенку творить без границ

Как давно преподаете в студии «Преображение»? С чего началась студия?

Это студия, которая находится в психиатрической больнице. В ней занимаются только люди с особенностями психического развития. Меня сюда просто пригласили, здесь не было преподавателя, сюда просто приходили, срисовывали с маленьких картинок, открыток. А систематического ничего не было. С тех пор мы тут трудимся уже 5 лет, регулярно делаем выставки. Сначала непонятно было, как работать, но сейчас есть и система, и понимание того, что нам нужно.

Это очень интересный опыт. Я воспринимаю студию как экспериментальную. Ведь часто ты относишься слишком ответственно к тому, что ты делаешь, и это немного сковывает. А здесь у нас зона, абсолютно свободная для творчества, нет четких, жестких рамок, поэтому мы можем творить и экспериментировать совершенно свободно, без всяких ограничений. В общем, именно этого мне не хватало. Многие идеи, которые у меня появляются, я воплощаю здесь, в студии. В какой-то момент мне была близка абстракция, и мы реализовывали абстракцию здесь достаточно широко, и это было очень интересно.

Все это Вы поняли уже сейчас, а пришли зачем?

Было интересно попробовать себя в преподавании, тем более в такой непростой атмосфере. А еще хотелось помочь людям, дать им что-нибудь, чего они лишены, помочь им как-то реализоваться в творчестве, и благодаря этому вытянуть себя немного из этого состояния.

Насколько эффективна эта терапия?

Когда я сюда пришел, я познакомился с одним молодым человеком, у него были большие проблемы с речью. Я не могу объяснить это с медицинской точки зрения, потому что не доктор. Но у него были трудности: не мог сформулировать мысли, подобрать какие-то слова. Сначала он попробовал нарисовать что-то карандашом на маленькой бумажке, потом я дал ему черную пастель, которая красивый жирный след оставляет. Ему понравилось, и он сделал несколько работ. Потом я начал предлагать цвет, но он его боялся, не мог никак на него решиться. На территории больницы есть прекрасная оранжерея: много растений, все цветет, все очень красиво. Мы всей группой пошли туда, смотрели долго, рассматривали каждый кустик. Вернулись в студию, а я им говорю: «Ну, давайте свои впечатления выражать». И тот парень попросил цветную пастель, и начало что-то яркое появляться. Но оно было угловатое еще, и по цвету плохо сочеталось. Он сделал три рисунка, но с цветом никак не мог совладать, и тогда я оставил ему только три мелка, которые были хорошо сгармонированы между собой по цвету. Такое бывает: когда художник работает скупо, буквально несколькими цветами, но они между собой очень хорошо сочетаются. И вот нашему парню надо было дать почувствовать гармонию. Он немного напрягся сначала, а потом сделал работу в такой гамме. И когда я дал ему целую палитру, у него стало уже более профессионально получаться. А после этого он через какое-то время устроился на работу, и у него с речью стало все прекрасно – разве что иногда может вылететь какое-то неуместное слово, а так и не подумаешь, что у него были такие проблемы.

Жизнь в картинках: Sasha Kru и ее волшебные иллюстрации

От выкройки до стежка: кто и как создает handmade-игрушки

Для Вас важнее терапевтический результат у ребят или все-таки то, что Вы сами получаете от работы с ними в эмоциональном смысле?

Это совместная ситуация: ты же не можешь получать удовлетворение от работы, если ты видишь, что человеку, с которым ты работаешь, это ничего не дает. Ты не можешь радоваться собственным успехам в этом случае.

С какими запросами в основном приходят ребята?

В основном все приходят с нуля, то есть они нигде раньше не учились. Что касается запросов, то чаще всего – это просто провести время, порисовать. Многие приходят, вообще не понимая, что это такое.

Правда ли, что у психически нездоровых людей совершенно другой взгляд на жизнь, творчество?

Да, есть совершенно неожиданные открытия. В студию ходит Нина Алексеевна, женщина в возрасте, которая делает совершенно потрясающие вещи. В целом она – без каких-либо претензий, то есть внешне на себя внимание никак не обращает, но у нее совершенно особый подход к цветам, к композиции. Она может работать над обычным натюрмортом и добавить туда совершенно безумных цветов, которых там нет, и это будет сгармонировано, бодро и очень даже интересно. Или у нее есть абстрактные вещи, совершенно неординарные – такой марсианский взгляд на вещи. Еще ученики здесь, в студии психиатрической больницы, отличаются тем, что они очень ответственно относятся к занятиям, очень искренне – как настоящие художники. В основном люди относятся к занятиям рисованием как к баловству. А местные ребята относятся к этому как к работе, они так и говорят: «Вот, на работу идем». В таких условиях и преподавать интереснее.

Какие достижения у Ваших подопечных? Чем похвастаетесь?

Сейчас готовимся к Международному фестивалю творчества людей с особенностями психического развития «Нить Ариадны», он пройдет в ноябре, и сейчас мы готовим к нему площадки, работы. А так – достижения у каждого свои. Мы ставим перед собой более сложные задачи, рисуем портреты, делаем вещи на движение, кто-то пишет маслом. Понятно, что люди не учились, но в каких-то моментах они работают даже интереснее, чем профессиональные художники, которые замучены всякой «штудией». А у наших авторов есть свой особенный, неравнодушный взгляд, и мне очень хочется его сохранить.