Мне страшно, что я не смогу выдерживать истерики ребенка: колонка редактора

Мало кто задумывается, что именно с такого поведения взрослых начинается насилие. Редактор «Летидора» Ольга Рудашевская, возвращаясь из отпуска, стала свидетелем почти героической стойкости родителей, которые больше трех часов выдерживали капризы своего двухлетки.

В минувшие выходные мы с мужем летели рейсом София — Москва. Болгария — страна, в которой традиционно отдыхают семьи с детьми: большими и не очень. В очереди на регистрацию стало понятно, что в этот раз детей в самолете будет очень много, в основном ребят из младших классов — часто родители вполне спокойно жертвуют первой неделей учебы ради моря. Но было несколько шилопопых двухлеток.

Один мальчик — назовем его Петей — был особенно активным. Он изображал собачку — лаял громко и очень реалистично, вызывая у окружающих неоднозначную реакцию: одни умилялись, другие молча, но напряженно наблюдали за ребенком.

У стойки регистрации мальчик расплакался: он хотел, чтобы его прокатили на багажной ленте на их большом семейном чемодане, и расстроился, когда его попытались увести в сторону. Сначала он рвался к уезжающему чемодану, но когда заметил, что тот окончательно скрылся из виду, долго безутешно плакал, лежа у стойки регистрации рейса в Лондон. Родители пытались успокоить сына: мама говорила о том, что ей очень жаль, но чемодан правда уехал, хотя они обязательно встретятся с ним в Москве. Папа говорил, что понимает, как малышу обидно.

Потом семья на некоторое время пропала из нашего поля зрения. Мы вновь увидели родителей и мальчика, когда заходили на борт самолета. Мы получили места на два ряда дальше этой семьи. Перед нами женщина тихонько сказала мужу, что наискосок от них сидит мальчик, который гавкал в очереди. Супруги молча переглянулись, заметив, что я могла услышать их разговор.

С первых минут в самолете ребенок не сидел на месте. Он тут же вскочил, стал выкручивать кондиционер, несколько раз включил и выключил свет. Когда самолет собирался взлетать, бортпроводник попросил маму усадить сына хотя бы на время взлета: женщина попыталась уговорить малыша, тот никак не хотел слушаться.

За дело взялся папа, он предложил Пете раскраску и восковые мелки. Это помогло на несколько минут. Самолет только поднялся в воздух, как мальчик уже откинул предложенное папой развлечение и вновь принялся нажимать кнопки: особенно его забавляла синяя кнопка, вызывающая бортпроводницу. Стюардесса несколько раз подошла к семье: родители рассыпались в извинениях и просили больше не беспокоиться, когда она увидит вызов с их мест.

Мальчик продолжал крутиться, вставал и пытался перекидываться к пассажирам, сидевшим за ними. Потом мама отошла в туалет, папа стал читать сыну книжку. Петя продержался недолго, его внимания хватило опять на несколько минут. Потом он выхватил книжку и со смехом кинул ее на соседей. Папа извинился, встал за книгой, а когда та была в его руках, вновь принялся читать с того места, на котором остановился. Но мальчика позабавила игра, на которую он сумел вызвать у папы реакцию: на соседей полетели влажные салфетки, игрушка. Следом мог бы отправиться чехол от очков, если бы папа не остановил это безобразие.

Тут из туалета вернулась мама и принялась успокаивать Петю. Она предложила ему походить по салону, посмотреть необычный туалет и место, где работает тетя-стюардесса, но на каждое слово мамы мальчик отвечал визгом. Коммуникация с ребенком осложнялась тем, что он почти не разговаривал. В его арсенале было несколько звукоподражаний, «да», «не» и еще несколько мычащих интонаций, которые способны разобрать только родители. И то не всегда.

Через сорок минут полета ребенок взбодрил своим голосом ощутимую часть окружающих. Планшет, раскраски, набор наклеек, мультики, поп-ит... Наибольший успех имела жвачка для рук — она подарила нам 10 минут тишины, а то и больше. Потом снова что-то пошло не так и все вновь стали слушать визг. У меня жутко разболелась голова.

И думаю, не только у меня.

Порадовало, что соседи этой семьи оказались на редкость терпеливыми и терпимыми, не жаловались, видя, как мама и папа безуспешно пляшут с бубном около Пети. Несколько человек спросили, нужна ли их помощь.

У туалета мама другого малыша подбодрила молодых родителей, сказав, что год назад ее ребенок вел себя точно так же, но сейчас, к счастью, перерос возраст истерик.

Два с половиной часа я внимательно наблюдала за супругами и их ребенком. Меня поразило, как стойко и спокойно они выдерживали слезы и капризы сына, как сочувствовали ему, как обнимали и показывали готовность быть рядом.

Я подумала, что один из моих самых больших страхов, связанных с материнством, кроется в теме детских истерик. Сама я была тихим и удобным ребенком. В нашей семье не поощрялись открытые капризы — я и не знала, что можно было себя вести шумно и высказывать протест. Крикуны и проказники осуждались (не открыто, а только внутри семьи), а примерное и спокойное поведение поощрялось.

Я ужасно боюсь, что стану той мамой, которая не сможет, во-первых, выдерживать сильные эмоции малыша, во-вторых, не захочет этого делать, потому что перед окружающими неудобно. Буду думать: «а что люди скажут»…

Сейчас я нахожусь по другую сторону баррикад, и у меня не возникает мысли осуждать поведение маленького уставшего ребенка и делать замечание родителям, которые и так бросили все силы, чтобы угомонить тоддлера. Но это скользкое чувство, что мой ребенок (которого еще даже в планах нет) сможет доставить кому-то дискомфорт, заставляет меня уже сейчас испытывать стыд. Ведь это ненормально стесняться своего ребенка, даже если ведет он себя не очень хорошо.

Думаю, это хороший вопрос для того, чтобы обсудить его с психологом.

А вы испытывали стыд, когда ваш ребенок вел себя на публике не так, как вы ожидали? И как вы справлялись с этим чувством?

Делитесь ответами в комментариях!

Фото: Коллаж: Екатерина Баулина, Depositphotos