Традиции воспитания и образования в Тибете

Среди тишины и необъятного безмолвия проживает порядка 6 млн человек, большая часть которых оторвана от жизни остального мира и сосредоточена на собственном выживании и простой жизни в своих традициях, в попытках их сохранить, а также сохранить себя как нацию после того, как Тибет был оккупирован Китаем и насильно присоединен к КНР. В Тибете время идет иначе. Иногда кажется, что там его попросту нет. Безмолвные горы стоят веками, не двигаясь и не изменяя формы, молитвенные флажки развиваются на ветру в самых неожиданных местах, куда невозможно забраться человеку; огромная территория, на которой никто не живет и в течение нескольких часов езды на машине можно не встретить ни души. Среди этой тишины и необъятного безмолвия проживает порядка 6 млн человек, большая часть которых оторвана от жизни остального мира и сосредоточена на собственном выживании и простой жизни в своих традициях в попытках их сохранить, а также сохранить себя как нацию после того, как Тибет был оккупирован Китаем и насильно присоединен к КНР.Кто в тибетской семье нянькаТибетские семьи обычно очень большие. Часто половину тибетской деревни составляют родственники, а семьи и по сей день стараются иметь как можно больше детей (за исключением городов, где детей немного). Нянькой в тибетской семье может стать любой: первое время это, конечно, мама. Иногда очень быстро она заменяется бабушкой (тетей или сестрой по ситуации). В тибетской семье вообще многие люди заменяются – когда семья большая, то ребенок может пойти в школу не в родном городе, а там, где живут родственники. У нас тоже много подобных примеров, когда детей растят бабушки, пока мама работает. В тибетской деревне работы всегда много – поле, огород, скот, строительство. Женщины участвуют во всем, и все равно первым базовым человеком, который заботится о ребенке, остается мама: привязывает малыша за спину – и вперед, в поле! Жаловаться в тибетской семье совсем не принято. Очень часто, например, у кочевников на женщине лежит огромная часть работы по дому (за юртой), в то время как мужчины уходят из дома и пропадают месяцами неизвестно где (раньше мужчины выполняли свои обязанности – охотились, а в современном Тибете кочевников пытаются переселять в дома и запрещают им вести кочевой образ жизни, поэтому мужчины проводят много времени в городе в безделье – в кабаках, за азартными играми, и не знают, куда себя деть). После мамы в вопросе ухода за ребенком стоят бабушка или старшие братья-сестры (старость приходит к тибетцам рано, старики бывают уже ни на что не способны и сами требуют ухода). Ребенка могут отдать в другую родственную семью – в ту, где никак не получается зачать, или где одни только девочки. Ребенок не уходит из семьи, но растет у других «родителей». Малыши-дошколята много времени проводят дома. Традиции «гулять по 6 часов» в Тибете возникнуть не могло, так как люди до недавних пор жили в простых деревенских (каменных) домах или юртах. Дети гуляют вместе с родителями, когда те отправляются по делам. Ползающих малышей могли привязывать к чему-нибудь, чтобы с ними не случилось беды. Однажды я видела привязанного к косяку двери малыша – его мама работала воспитательницей в детском саду и брала ребенка с собой на работу. Чтобы приглядывать за другими, своего она привязывала. Это не считается «жестоким обращением» - ребенок мог ползать в радиусе 5 метров, зато ничего плохо с ним случиться не могло.О раннем развитии малышей тибетцы не беспокоятся. То ли это азиатская природа, то ли условия жизни – но тибетские малыши очень долго и неспешно развиваются. Если ребенок ходит в два года, все удивляются и охают: «Ах, какой шустрый!» Поэтому когда моя дочь бегала в свои 10 месяцев среди тибетцев, они не могли поверить в ее возраст и по сто раз переспрашивали: «Сколько, сколько ей? Два? Три?» Тибетские родители были уверены, что мы много занимаемся с детьми, как-то особенно о них заботимся, делаем массажи. Но мне кажется, что скорость развития заложена генетически – тибетские малыши никуда не торопятся. Тибетские детишки к тому же очень спокойные. Может, от того, что их постоянно носят на руках, может, от того, что залюбливают и зацеловывают, но они сидят себе спокойно на руках или в коляске, смотрят, что происходит вокруг, и даже не пугаются, когда отправляются в путешествие «по рукам». Мелкая моторика и речь развиваются у них так же, как и ползание, чуть медленнее, но на это никто особо не обращает внимания. Дети часто находятся в стесненном положении (например, когда их привязывают на спину к старшему брату и тот носит малыша весь день), и вероятно, поэтому у них не возникает такого рвения делать все самостоятельно из-за отсутствия этой возможности, и они спокойно живут в своем традиционном медленном тибетском ритме – в вечности, как говорил мой преподаватель истории в институте, рассказывая о разнице в менталитете европейцев и азиатов. Тибетские родители, при всей своей огромной любви к детям, не так сильно к ним привязаны. Они любят их очень сильно, но... как-то спокойнее что ли. Сейчас выходит много статей и книг на тему «Как любить детей?» Тибетцам это не нужно. Если вы видели фильм «Малыши», там это очень отчетливо видно – такая любовь-забота, но без лишнего давления и без полной концентрации внимания на ребенке. Физические наказания для малышей неприемлемы совсем. Однако я знаю, что в школе детей могут бить за непослушание. Интересно, что, вспоминая об этом, мой друг не испытывал сожалений и говорил: «Мы это заслуживали. Я не в обиде на учителей! Зато родители никогда меня не били!» Уважение к старшим у тибетцев возникает очень рано. Ребенок всегда знает, из какой семьи он произошел, кто его родственники, четко определено, кто старший в семье. Взрослые тибетцы испытывают благоговейный страх перед своими родителями: «Мне 30 лет, но я не могу допустить, чтобы отец видел, как я курю. Отец может меня даже в этом возрасте побить за курение!» Тибетских детей не принято баловать игрушками и вещами. У традиционных тибетцев даже дни рождения не отмечают. Существует единственный праздник для всех - «Лосар», Новый год (тот, что китайский). На этот праздник принято дарить много подарков, всем членам семьи покупают новую одежду. Так что тибетские дети растут в минимализме. У них нет своей комнаты, игр со взрослыми, пальчиковых красок и пластилина (современные и городские тибетские дети уже начинают знакомиться с этими новшествами, но их родители искренне удивляются, держа пластилин в руках), зато у них есть огромный простор для фантазии – весь мир внутри и за пределами их дома.Дети, выросшие в деревнях, и дети-кочевники очень близки к природе. Дети, растущие в городе, очень близки с телевизором и компьютером (если есть). Если компьютера нет – то есть интернет-кафе, куда они с удовольствием ходят. Тибетские дети однажды поразили меня до глубины души: у ребят лет восьми были ролики, одна пара на двоих, и кататься одному было скучно. Поэтому они разделили их поровну, и каждый катался на своем одном ролике. Иногда что-то из «шамбалы» проявляется в них – какое-то равнодушие к вещам и внутренняя глубина, как будто в своих темных глазах они прячут бескрайние просторы гор Тибета. Ужасает меня в тибетцах то, что открывшись миру, они абсолютно, что называется на слэнге, не умеют «фильтровать» плохое, выделяя его из хорошего и полезного. Например, в том, что касается еды: по дороге из школы и детского садика, малыши успевают накупить столько всяких дешевых жвачек и конфет, что потом жалуются на животы, а родители лишь руками разводят. Однако, насколько мне известно такая же ситуация наблюдается во многих азиатских (и не только) странах, где цивилизация есть уже давно (Китай, Таиланд, Япония).В тибетской деревне нет детского сада, часто там нет даже школы. Школа чаще всего находится далеко, и чтобы в нее попасть проще отослать ребенка жить к родственникам (которые просто обязательно там найдутся. Иногда кажется, что весь Тибет – это поселение членов одной, от силы двух семей!) Тибетцы привыкли, что в школу ребенок не уходит, а уезжает в нее и живет там до ее окончания. Тибетцы чаще всего получают начальное образование (наши девять, а то и только 6 классов), для поступления в институт нужно 11 классов и желательно не сельской школы. Так как Тибет находится в состоянии оккупации, Китай ввел свои правила преподавания и дети изучают китайский, как первый язык. Тибетский язык отошел на второй план и часто не изучается вовсе. Это смущает многих учеников, и как следствие – многие остаются неграмотными. Они умеют говорить, но писать и читать на родном языке не умеют, или делают это очень плохо. Для тибетцев в Тибете открыты далеко не все двери: получить хорошее образование очень сложно и дорого. Да часто оно и не нужно: получив образование, тибетцам в Тибете очень сложно найти работу, потому что они – тибетцы. Предпочтение всегда будут отдавать китайцам или тибетцам, чьи семьи зарекомендовали себя на госслужбе (опять же, «на стороне» китайцев). В любом случае, для хорошей работы в Тибете тибетцы должны в совершенстве знать китайский язык. В поселениях тибетцев, например, на севере Индии, в Дарамсале (штат Химачал Прадеш) тибетцы частично заимствовали индийскую систему образования (которая в свою очередь была заимствована у англичан).Малыши идут в ясли с 1,5 лет. Им так же тяжело отправляться туда, как и любым малышам. У них есть свои периоды адаптации, но они по природе своей более спокойные, быстро привыкают и меньше плачут. (Есть и исключения – подружка моей дочки ревела каждый день первые полгода, хотя жила на соседней улице и мама работала там же). В яслях день начинается с переклички, а потом… Потом дети просто пребывают там. С ними не проводят никаких занятий. Они сидят в комнате, когда на улице холодно и идет дождь, и идут гулять, когда светит солнышко. В детском саду дети называют воспитательниц «А-ма», «мама» по-тибетски. Мне кажется, это отражает их видения мира: в буддизме считается, что все живые существа когда-то были нашими родителями, а особое почтение отдается матерям, так как они проявляют большую самоотверженность при воспитании детей и жертвуют собой ради них. С 3-4 лет начинается детский садик с подготовкой к школе – изучают алфавит, основы счета, учат стихи и молитвы, развивают мелкую и крупную моторику. Там же с детьми занимаются общим развитием – рисованием, играми на логику и подвижными играми, изучают игру на традиционных инструментах и традиционные танцы. После садика начинается школа и, как принято и в Тибете, часто дети остаются все время там же, при школе, даже если родители живут в соседней деревне или городе. Для тибетцев школы бесплатные, они спонсируются фондами и иностранцами. Кроме школьных предметов, дети занимаются дополнительно – пением, игрой на музыкальных инструментах, рисованием (танкописью, Танка – это буддийская икона), ходят на учения Далай Ламы и других лам, ездят на экскурсии, играют в футбол, ходят на концерты. Наравне с ними в школах живут дети, чьи родители прислали их из Тибета обучаться в Дарамсале, и те, у кого нет родителей.Отдельно скажу о детдомах. В Тибете, до прихода Китая, детдомов не было. Дети, оставшиеся без родителей, распределялись по родственникам и знакомым. Сейчас в Дарамсале есть детские дома. Они построены по принципу семьи – в каждом доме есть мама, которая живет с детьми до их совершеннолетия. Она воспитывает примерно 10-15 детей, столько же, сколько детей бывает в обычной тибетской семье.Тибетцы носят школьную форму, такую же, как индийские ученики – в каждой школе своя форма, цвет и символика. В горах дети всегда носят шерстяные штаны и обязательно подштанники, так как в Азии принято сидеть на полу, а он всегда холодный. (В детских садах сидят на подушках, в школах – за партами, но и на полу иногда приходится посидеть). Минус тибетской образовательной системы – традиционность и устаревшие методы. Его Святейшество Далай Лама XIV, как негласный лидер современных тибетцев, неоднократно поднимал этот вопрос, призывая пересмотреть способы обучения детей, которые не менялись с начала 20 века. Современные тибетцы постепенно пересматривают свои подходы, однако им нелегко это дается, их традиционность иногда мешает им мыслить шире. Тем не менее, современные тибетцы (за пределами Тибета) имеют намного больше возможностей для получения образования. В поселениях беженцев существует множество волонтерских программ для изучения иностранных языков, и, конечно, многое зависит от самих учеников – при желании и везении, они поступают в институты в Индии и продолжают свое обучение. В поселениях для беженцев существует такое явление как школы для взрослых. Там обучаются тибетцы, недавно пришедшие из Тибета. В этих школах они изучают английский язык и основы работы на компьютере, что дает им шанс получить специальность. Многие возвращаются обратно в Тибет и продолжают работать там, хотя это и связано с определенной опасностью, которая грозим им при переходе границы из и в Китай.Тибетский язык относится к сино-тибетской языковой семье. Хотя в эту семью не входит хинди, но письменный тибетский частично был заимствован именно оттуда после прихода в Тибет буддизма (в тибетском языке такие же подписные буквы, как и в санскрите, и на китайский он совсем не похож). Многие считают, что тибетского языка не существует вовсе, а если и существует, то буквы выглядят как китайские иероглифы. Так вот, оба эти утверждения неверны. Тибетский – самостоятельный язык, на котором на данный момент говорит около 6 млн. человек (по данным википедии). В самом Тибете распространены разные наречия тибетского, выделают три основных, на которых говорят в трех округах: Лхаса (центральный Тибет, «государственный язык»), диалекты округов Амдо и Кхам. Несмотря на то, что все эти диалекты являются разговорными формами одного и того же письменного языка, люди из разных округов не понимают друг друга. Тибетцы, приезжающие на аудиенцию Далай Ламы в Дарамсалу, слушают его речь в наушниках с переводчиком, так как Далай Лама говорит на лхасском диалекте. Проблема тибетского языка на сегодняшний день состоит в разобщенности нации в целом. Поселения тибетских беженцев существуют во всех странах Европы, в США, Австралии, Индии и в азиатских странах. Тибетский распространен на севере Индии и получил «новую жизнь» в связи с включением в язык заимствованных слов из хинди и английского (а так же особой формы индийского английского «хинглиша»). В северных частях Индии, в Ладакхе, Занскаре, Ле говорят на другом «тибетском», вводят новые буквы для быстроты письма. Сами тибетцы говорят о необходимости реформы языка (в тибетском целое предложение будет записано под одной чертой, в отличие от хинди, где одна черта соединяет буквы лишь в одном слове, и сами тибетцы признаются, что это усложняет им жизнь). Таким образом, в каждой местности тибетский язык приобретает свое наречение – в Индии – индийское, в Китае - китайское, в Непале – непальское, в США и Европе забывается, так как дети растут в другой языковой среде. Молодежь, родившаяся в Индии и получившая образование на хинди и английском языках в престижных индийских институтах или в Европе, хоть и говорит на тибетском (на слэнге), но не умеет читать и писать. Ситуация с тибетским языком, как и с тибетцами, на данный момент плачевная. Если язык не развивается, он умирает, а развиваться в условиях раскиданной по планете тибетской нации, очень сложно. Какое там развиваться – на данный момент многие пытаются его хотя бы сохранить. Его, тибетский язык, и самих тибетцев, пока их не занесли в Красную книгу.