У моей дочери мечта — получить пятерку по русскому языку: колонка мамы ребенка с дислексией
© Depositphotos
19 октября в России стартовала II Международная неделя осведомленности о дислексии (наличие сложностей развития навыков чтения). Онлайн-конференция для родителей и специалистов 21 и 22 октября, «Логопоезд» со специалистами, который отравится в регионы для диагностики детей и консультирования их пап и мам, встреча с главой Ассоциации Марией Пиотровской и задушевные разговоры ПроЧтение с Евгением Гришковцом — вот лишь несколько ее событий.
Мы хотим поддержать организаторов мероприятий и напомнить, что говорить о дислексии необходимо. Многие родители, сталкиваясь с проблемой у своего ребенка, думают, что он отстает в развитии. Ситуацию осложняет плохая информированность школьных учителей.
Мы публикуем колонку мамы ребенка с дислексией, которая проделала длинный путь для того, чтобы ее дочь перестали считать в школе глупой и ленивой и наконец-то предоставили помощь специалистов.
Свою историю «Летидору» рассказала Юлия Шишкалова, мама 10-летней Сони.
Моя Соня — творческая девочка. Творчество — это, пожалуй, единственное, чем она не устает заниматься и не бросает на полпути. Она с удовольствием лепит, рисует, шьет, мастерит поделки и собирает конструкторы, но очень не любит рекомендации по этим вопросам — у нее всегда на все свой взгляд, а стереотипы и рамки, которые ей пытаются ставить другие, возмущают ее.
Дочка чувствительна: ее настроение меняется из крайности в крайность несколько раз за день.
У нее обостренное чувство справедливости, она остро реагирует на критику. Она умеет настоять на своем, но при этом совершенно не умеет концентрироваться на деле, которое ей не нравится или вызывает трудности.
Буквы Соня выучила в садике. Она пошла в школу в 7 лет. В первой четверти в школе все было хорошо, но уже тогда было ясно, что чтение дается ей с трудом. Во второй четверти, когда в прописях помимо палочек и крючочков появились слова, у учителя возникли вопросы.
По итогам четверти классный руководитель сказала мне:
«С чтением и письмом у вас все плохо, надо заниматься с репетитором».
Я нашла педагога, все зимние каникулы Соня ходила к ней. Нам сказали, что с пониманием текста у Сони все хорошо, но надо больше писать и читать. Дома я старательно усаживала ребенка рядом и мучила его книжкой «Незнайка».
Я терпела, потом нервничала, закатывала глаза и вопрошала: «Ну какой «лось», когда тут «лес», ну что ж ты три буквы связать не можешь!», и ругала, и кричала, и отчитывала, и обвиняла в том, что она ленится и прикидывается… Соня плакала, закатывала истерики, книжка летела в сторону.
За те каникулы я так измучила ребенка, что она стала вести себя просто безобразно. Вот сейчас пишу это и плачу, стыдно вспоминать тот период.
Мы обе страдали и понимали, что так дальше просто нельзя.
Я обратилась к специалисту по детско-родительским отношениям. Она помогла мне осознать, что ребенку нужна помощь, а не ругань. Благодаря этим консультациям мы нашли общий язык, стали внимательнее и терпеливей.
Мы вместе делали домашние задания, я читала ей перед сном, но видела, что чтение для нее все еще пытка, и перестала давить.
Школа предъявляет ученикам четкие требования: в определенном возрасте дети должны читать определенное количество слов за определенное время. А Соня чудовищно боялась чтения, да и до сих пор боится. У нее от стресса начинает болеть за ушами, шуметь в голове и пересыхает в горле.
Когда ее одноклассники читали по очереди, она заранее просилась выйти в туалет. Если сбежать не получалось, она нервничала и сбивалась. Дети часто смеялись, иногда возмущались: «Ты что, читать не умеешь? Вот позор!» Это было унизительно. Потом Соня придумала, как обмануть систему. Ее фамилия находится в конце списка учеников, а спрашивают обычно с начала.
Соня слушала, как читают другие, и запоминала текст. Как-то в третьем классе она так «начитала» 65 слов в минуту.
Параллельно я искала специалистов, которые могли бы помочь Соне. Были занятия скорочтением, она ходила к логопеду-дефектологу, который про дислексию, как оказалось, ничего не знал.
Когда год с логопедом принес минимальный результат, было принято решение все-таки проходить психолого-медико-педагогическую комиссию (ПМПК). Только на определение проблемы Сони ушло полтора года.
Сначала на лето после первого класса я нашла школу скорочтения. После нескольких занятий педагог поинтересовалась, знаю ли я про дислексию. Я не знала. Она порекомендовала поискать информацию о ней и стала давать Соне более легкие задания.
Все лето трижды в неделю мы ездили на скорочтение. Соня искренне надеялась, что в новом учебном году учительница наконец-то похвалит ее за успехи в чтении.
Буквально через несколько дней после начала учебного года стали проверять технику чтения. Соня растерялась. У нее снова пересохло в горле, заболело за ушами, задрожали руки. Она прочитала совсем мало слов, и то не все правильно.
И учитель сказала что-то типа: «Чем же ты летом занималась?»
Дома Соня пнула свой рюкзак и со слезами сказала, что зря мы все лето катались на другой конец города, что она, видимо, совсем тупая и ей стыдно, что я с ней занимаюсь, а результата нет.
Мы плакали вместе.
На следующее родительское собрание я пришла заранее, решив поговорить с учителем о Сониных проблемах. То ли мои заплаканные глаза, то ли рассказ о том, что ребенок три летних месяца ездил на занятия, чтобы получить похвалу, убедил педагога, что моя дочь — не лентяйка, она просто физически не может учиться, как все. Тогда я уже начиталась о дислексии в интернете.
Я принесла учителю флешку с информацией о ней. Накачала туда сотни страниц, от информации про Ассоциацию родителей и детей с дислексией до интервью с его основательницей Марией Пиотровской.
С тех пор учитель стала спрашивать у Сони: «Прочитаешь?», — на уроках чтения, и Соня иногда читала, иногда давала понять, что не готова к этому испытанию.
Технику чтения продолжали проверять, но Соню спрашивали отдельно.
Специалистов по дислексии в нашем родном Омске не было. По совету знакомого учителя я обратились к логопеду-дефектологу.
Занимались с ним весь второй класс больше письмом, чем чтением, потому что с письмом началась беда — такие ошибки даже специально допустить невозможно.
Особенно печально, что она не умеет списывать тексты. Прочтет вслух и вроде смотрит на текст, а пишет все равно с ошибками. При работе с логопедом иногда наблюдался хороший прогресс, но за ним следовал откат.
Учитель знала, что Соня занимается, завышала ей оценки, чтобы не травмировать.
В итоге по русскому у Сони пошли тройки, а по чтению — четверки и пятерки: она выезжала за счет выученных стихов и правильных ответов на вопросы.
Но именно тройки сыграли против нас. Ей было отказано в статусе ОВЗ (ограниченных возможностей здоровья) и адаптированной программе несмотря на слова «дислексия» и «дисграфия» в заключении психиатра.
Ближайший центр психолого-педагогической и социальной помощи по заключению ПМПК согласился организовать для Сони одно занятие с логопедом и одно занятие с психологом в неделю. К сожалению, этого оказалось недостаточно.
Из-за коронавируса занятия прекратились, а теперь там и вовсе нет логопеда для школьников и специалистов, знающих, как работать с дислектиками.
Сейчас я занимаюсь с Соней сама по списку пособий, который нам прислали из Ассоциации родителей и детей с дислексией. Ассоциация и ее Центр помощи детям с трудностями в обучении, работающий в Сети бесплатно, буквально спасли нас. Мамам деток с трудностями в обучении чудовищно не хватает информации. В регионах зачастую нет квалифицированных специалистов по проблемам дислектиков и дисграфиков, их предпочитают не замечать. А специалисты Центра четко и по фактам разобрали нашу ситуацию, корректно и по-доброму ответили на мои вопросы и развеяли многие сомнения и иллюзии.
Само заключение на бланке Ассоциации производит впечатление на учителей.
Мне больше не приходится объяснять всем, что мой ребенок не ленивый и не глупый, а дислектик, ведь у меня есть документ, подтверждающий мои слова.
Благодаря заключению я приняла непростое для себя и сложное в психологическом плане для Сони решение снова идти на ПМПК и добиваться статуса ОВЗ и адаптированной программы. Соня сейчас в четвертом классе, и, если этого не сделать до перехода в пятый класс, будут трудности со сдачей ОГЭ.
Я боюсь, что Соня не потянет четыре экзамена. А детям с ОВЗ можно сдать только два экзамена, им дают дополнительное время, что для дислектика весьма ценно.
К сожалению, для получения этого статуса придется «утопить» ребенка в двойках. Это, несомненно, скажется на самооценке Сони, ведь она очень старается.
Мы с учителем договорились сделать это максимально скрытно от других детей из класса. Тем не менее такова цена особых условий на экзаменах и это задел на будущее.
Большой проблемой остается английский язык. Соне на русском-то трудно читать, а про английский я вообще молчу.
Еще я хотела бы рассказать о Сониной мечте. Недавно в школе им сказали подумать, о чем они мечтают, и записать это, а в конце учебного года им вернут их листы с мечтами, и дети увидят, сбылись они или нет.
Так вот, Соня сказала мне, что от всей души мечтает писать правильно или хотя бы как все, что ее главная мечта — это пятерка по русскому.
Я повторяю дочери, что дислексия — это ее особенность, что у нее наверняка есть способности, не связанные с письмом, которые обязательно проявятся. Говорю, что школьные годы закончатся и ее перестанут оценивать по скорости чтения и грамотности письма, что она обязательно будет счастливой и забудет все эти неприятности. Но Соня отвечает, что поменяла бы какую-то свою способность на умение хорошо читать и грамотно писать. Для нее именно это — суперспособность.
Фото: Depositphotos