Под горячую руку: немного о родительском гневе

Я сложная мама: угловатая, неуравновешенная, местами резкая. Резкость в голосе и раздражение можно попытаться оправдать усталостью. Но я-то понимаю, что гневаться на ребенка неправильно и непедагогично. Испытывать гнев к ребенку, особенно к маленькому, - то, что большинство из нас стараются прятать от других. Но гнев - такая штука, которую трудно скрыть. Я сложная мама: угловатая, неуравновешенная, местами резкая. Утром проснулась, лежу, мягкая, такая позитивная спросонья. А дальше сборы, заботы, работу, счета. «Чаю, мамочка?» - глядя на мое уставшее и напряженное лицо, предупредительно спрашивает сын. «УГУ» - мычит в ответ мама, самое понимающее и любящее существо, а еще и воспитатель детского сада. «Почему рюкзак в проходе?», «Баки опять не вывез?». Резкость в голосе и раздражение можно попытаться оправдать усталостью. Но я-то понимаю, что гневаться на ребенка неправильно и непедагогично. Испытывать гнев к ребенку, особенно к маленькому, - то, что большинство из нас стараются прятать от других. Но гнев - такая штука, которую трудно скрыть. Не помню, чтобы я гневалась на младенца. Была усталость, легкое раздражение от огромной ответственности и необходимости постоянно внимательно наблюдать (пусть даже и с любовью и восхищением) за маленьким существом. Но когда я впервые в горячем гневе дала подзатыльник моему подросшему сыну за то, что он «спорил и перечил», мне было безумно стыдно. Я села на пол и заплакала. Не зря Цицерон считал гнев началом безумия. Прочитанные - перечитанные книжки по воспитанию, здравый смысл, занятия йогой не удержали меня от насилия. В другой раз, увидев жуткий беспорядок в комнате ребенка, и, почувствовав накатывающую и удушающую горячую волну раздражения, ударила кулаком в стенку. Рука онемела, ребенок удивленно смотрел на мать. Так началась моя долгая битва со взрывным раздражением: я начинала старательно и гневно бросать одежду и небьющиеся предметы, пыталась много и долго передвигаться, чтобы дать возможность энергии выйти наружу, выбегала из дома и просто шла по улице, сжав кулаки. После вспышки раздражения обычно следовало облегчение: было горячо, взрыв, полное опустошение. Великий грек Пифагор советовал во время приступа гнева ни говорить, ни действовать. Но любой человек, знакомый с этой эмоцией, знает, что контролировать гнев – удел немногих. Мероприятие из разряда остановки поезда на полном ходу или тушения пожара. Дети не слушаются, дерутся, ломают вещи, ноют, воруют, да мало ли что они делают. Один из моих детсадовских детей в четыре года хранит в себе такой запас агрессии, которого с лихвой хватит на 50 человек. Маленький Гитлер кидается сапогами и всякими предметами, пинает и бьет других детей, отбирает игрушки, ругается матом. Не знаю, удается ли сохранять спокойствие его родителям, но я, например, на него злюсь, и довольно ясно даю ему это понять: говорю о границах и последствиях, но в голове у меня далеко не звенящие колокольчики. Да, некоторые из нас по натуре неагрессивны и сохраняют спокойствие, даже когда налицо все поводы впасть в бешенство. Однако это вовсе не значит, что под маской спокойствия нет гнева. Гнев не зря в буддизме считают врагом - это коварная штука, далеко не всегда он проявляется себя в виде эмоциональной вспышки или враждебной конфронтации. Молчание и «игнор», уход в себя, холодность – отчасти тоже проявления гнева. Поскольку мой гнев самый что ни на есть горячий: я на ребенка ору и веду себя деструктивно, долгие месяцы мне пришлось учиться укрощать свой гнев. Первое, что я обнаружила: злиться за то, что сорвалась и разозлилась, нельзя. Пнула коробку с лего, ну, молодец, сиди спокойно и собирай, но на себя не злись. Гнев за вспышку гнева – как бензин в костер. Первым шагом на пути к выздоровлению стала практика еженедельных активных медитаций. Хороший выход эмоциям, приступы раздражения стали гораздо менее яркими и горячими. Медитации помогли найти внутренние причины для гнева, и частично убрать его вспышки. Гнев я рассматривала как яд, который есть во мне, и который портит мои отношения с ребенком. А ребенок у меня, надо признаться, замечательный: послушный, внимательный, любящий, веселый и позитивный. Последствия этого отравления, нужно было ликвидировать для обеих сторон. Если я срывалась и кричала на сына по какому-нибудь пусть даже значительному поводу, я извинялась и объясняла, что поступила неправильно, я не должна была повышать голос, все можно было сказать по-доброму и терпеливо. Я просила его простить меня за допущенную ошибку. Очень полезным оказались так называемые предупреждения: сынок, мама сегодня в неважном настроении (потому –то и потому – то), и мне труднее справляться со своими эмоциями. Так, он понимает, что мама злится не на него и вообще не из-за него. Разобравшись в том, что является триггером ярости (усталость, недосып, много работы) я стала ходить в бассейн, сауну, на массаж, чаще выбираться в магазины и на велопрогулки. Потому что, как оказалось, после такой интенсивной терапии и хорошего сна я гораздо лучшая мама: круглая, теплая, ласковая и без углов. В состоянии наполненности проще было не выходить из себя, а при зарождающемся гневе удавалось гораздо проще сказать себе «Хватит!». В финальной стадии укрощения гнева я начала осознавать свои мысли во время вспышек ярости и думать о том, куда они могут меня завести. Если сейчас я взорвусь как обычно, поможет ли мне это быть той матерью, какой я на самом деле хочу быть. Если обзову его лентяем и бездельником, помогу ли ему стать лучше? Главная задача вопросом – сменить пластинку, позволить соскочить с поезда, не поддаться автоматизму заученных реакций. Вчера я зашла в детскую и увидела кучу одежды на полу. Вспомнила, как отправила сына повесить вот эти чистые вещи на ве-ша-л-ку в ш-ка-ф (именно так, конкретно и ясно что и куда). Оглянулась и вспомнила, что ребенок мой на каникулах, улыбнулась его безалаберности, и, продолжая улыбаться, быстро навела порядок в комнате.