Автобиографическая память: как запомнить детство

Почему мы помним детство так отрывочно, словно калейдоскоп из ярких картинок, а остальное тонет во тьме? Можно ли научить ребенка запоминать свою жизнь лучше, чем запоминали мы? «Летидор» решил побеседовать на эту тему с профессором факультета психологии МГУ им. Ломоносова, доктором психологических наук, автором многих учебников на тему автобиографической памяти Вероникой Нурковой. Почему мы помним детство так отрывочно, словно калейдоскоп из ярких картинок, а остальное тонет во тьме? Можно ли научить ребенка запоминать свою жизнь лучше, чем запоминали мы? "Летидор" решил побеседовать на эту тему с профессором факультета психологии МГУ им. Ломоносова, доктором психологических наук, автором многих учебников на тему автобиографической памяти Вероникой Нурковой. Оказалось, что воспоминания детства у людей разных стран - очень разные. И они зависят вовсе не от яркости событий - а от наших культурных установок и от того, что и как рассказывают нам родители. И чем больше в семье правильных разговоров с воспоминаниями, тем благополучнее семья. Почему мы запоминаем из детства только яркие обрывочные эпизоды, а не целые связные истории?** Это иллюзия, это нам так кажется. Надо сказать, что наше сознание умеет работать только со словами. Поэтому до того, как ребенок не научился говорить, никаких воспоминаний у него просто не может быть. То есть он помнит, но в других системах памяти… Мы пользуемся в нашей взрослой жизни тем, чему мы научились в раннем возрасте: умение ходить, есть, держать положение – это так называемая «процедурная» память. Другая памать, семантическая память – это «знания о мире», это совокупность информации об окружающем мире, которой ребенок овладевает в первые годы жизни. При этом ни тот, ни другой вид памяти мы можем даже не осознавать. Ребенок просто составляет свою имплицитную картину мира – это та картина, которую нам даже не приходит в голову анализировать, но мы предполагаем, что оно в мире так и есть. Это тот возраст, когда ребенок перестает радоваться внезапному появлению якобы исчезнувшей игрушки, потому что понимает, что она никуда не исчезала, а просто мама ее спрятала под одеяло. Так мы запоминаем огромное количество информации, и обращаемся к этим воспоминаниям, не отдавая себе в этом отчет. А вот, например, автобиографических воспоминаний про раннее детство у нас нет. Потому что у нас нет автобиографической памяти – она возникает очень поздно. Не только у индивида, а вообще у человечества… И культурологи бьются над загадками прошлого, над тем, как люди жили раньше. Представляете, когда не было фотографии, люди не могли вспомнить, как они выглядели в молодости, в детстве, не могли сравнить с тем, как они выглядят сейчас. Никто не знал, как у него выглядели бабушки и дедушки. На самом деле человек был совершенно другой. Так что фотография – это такая очень мощная технология для развития и поощрения автобиографической памяти. Такое впечатление, что она специально для этого и была изобретена. А еще раньше люди не помнили вообще, что было с ними в молодости, например, то есть они помнили в пределах посевного года – не было никаких воспоминаний о детстве, юношестве… Потому что ничего из этого не было нужно. От чего же зависит автобиографическая память?** Есть много лонгитюдных исследований – то есть исследований, которые продолжались десятилетиями: как родители разговаривают с детьми на автобиографические темы (вроде «А помнишь, когда мы были...»). И выяснилось, что от того, как мать или отец, а в случае нашей страны еще бабушки и дедушки, вспоминают с ребенком прошлое, от этого зависит, какой из этого ребенка вырастет человек. Ребенок меняется в зависимости от воспоминаний, а точнее, от того, как ему родители рассказывают о том, что с ним происходило. Поэтому в разных культурах люди помнят о себе совсем разные эпизоды, и рассказывают об этом тоже по-разному. Это настолько было странно, когда эту особенность заметили, что многие участники конференции, на которой исследование было обнародовано, не поверили докладчику! И на следующий год она привезла с собой подтверждающие это видеоматериалы. Вот, например, какое у вас самое яркое детское воспоминание? Ну, наверное, как мы с мамой идем на пляж в Севастополе. Мы там отдыхали два лета подряд, поэтому мне трудно сказать, к какому именно лету это относится. Мне в этом воспоминании - то ли в сентябре будет 4 года, то ли 5. Я понимаю, что моей маме уже 29 лет, и она больше не комсомолка. Я так расстраиваюсь по этому поводу, а мама меня утешает. На мне польский клетчатый сарафанчик в голубую клетку, на маме марлевка с вышитыми цветами и джинсы.** То что вы сейчас рассказали – это типичный русский вариант детского воспоминания! Это просто чудесно! Сейчас я вам расскажу американский, а потом китайский – и будет понятно, чем и как они все друг от друга отличаются. Итак, американский вариант: «Мне около 3-х лет, Рождество, елка, собрались гости, я готовлюсь прочитать стишок, на мне такое нарядное платьице, все в оборках, я встаю на табуретку и начинаю читать стишок, все смотрят на меня, и вдруг я забываю слово в этом стишке… и я готова уже заплакать, но мама подсказывает мне следующее слово, я дочитываю стишок до конца, все мне хлопают, я так рада, что не могу этого выдержать и убегаю…» Это все рассказывает 30-летняя женщина. Теперь китайский вариант: «Больше всего из моего детства мне запомнилось, как по субботам папа читал мне сказки». Все! У каждого рассказа уникальная конфигурация, то есть эти детские воспоминания снимают кальку с личности человека. Американский вариант: во-первых, возраст – достаточно ранний. В центре истории – Я, сюжет – мои переживания, это было какое-то уникальное событие, в данном случае – Рождество, повествование по большей части о себе или во взаимоотношениях с каким-то близким человеком (в данном случае – с мамой). Китайский вариант: во-первых, и это самое главное – это не обо мне! То есть мое воспоминание не обо мне, а о других: «папа читал мне сказки». Во-вторых, это не уникальное событие – «по субботам», событие регулярное. В сюжете нет собственных переживаний. Обязательный компонент – это обозначенные социальные роли: «папа», который хорошо или плохо выполняет свои обязанности. И наконец, таких воспоминаний мало, и они более позднего возраста. У нас обычно помнят себя лет с 3-х , некоторые даже с 2-х… Я помню себя лет с полутора.** Только мы тут не забываем, что это нам рассказали потом родители. Нет!** Конечно, нет! (смеется) Конечно же, нет! Это напомнило мне то, как я писала статью в один серьезный психологический журнал, и редактор – очень уважаемый специалист по психологии – мне говорит: «Ну, я же точно помню, как я делала первый шаг! Смотрю на свою ногу, и вот она делает первый шаг!» И спорить с ней об этом бесполезно! - «Ну, я же помню!». Многие люди якобы вспоминали первый день своей жизни! Как они его вспоминали, и как они потом верили в это… Я же вам говорила, что пока ребенок не говорит, у него нет памяти о себе. Так вот, вернемся к разным моделям в разных культурах. Отсутствие переживаний, регулярное событие, поздний возраст и социальные роли - отличительные черты китайского воспоминания. Теперь русский вариант: во-первых, конечно, «Я», но я включенное в какие-то взаимоотношения, причем в этих взаимоотношениях важна не социальная роль, а именно отношения. Конечно, это не повторяющиеся события, а уникальное событие, однако оно всегда в соотношении с другим неуникальным - вы сказали, что вы с мамой два лета подряд ездили отдыхать в Севастополь, и к какому именно лету это воспоминание относится, вы не можете сказать. То есть вы рассказали абсолютно классическое русское воспоминание – возраст чуть попозже, чем в Америке, но раньше, чем в Китае, много, подробно, ярко. И этот анализ полностью отражает менталитет национальности. Культурные модели. Самые известные измерения – это коллективизм/индивидуализм. В американских воспоминаниях, очевидно, индивидуализма больше. Eсть и другие измерения, например, маскулинность/фемининность. У нас, например, культура женская абсолютно. У нас тоже сознание коллективисткое. Так в чем разница между русским коллективизмом и китайским? А в том, что у них культура маскулинная, а у нас наоборот. А у американцев общество мужественное, но индивидуалистическое. Поэтому американское воспоминание крутится вокруг какого-то достижения и тех людей, кто помог или помешал достигнуть планируемое. А у китайцев, корейцев, и японцев – везде поздние воспоминания, потому что ранние воспоминания не запоминаются, так как ребенок еще не включен ни в какую социальную структуру в совсем раннем возрасте: "Мои собственные воспоминания вообще никому не интересны, поэтому и вспоминать нечего, больше всего ценится участие в жизни социальной группы. А это воспоминание было о том, что вот, мой отец хороший, потому что он читал мне по субботам сказки". А что можно сказать о вашей маме из вашего рассказа? Ничего. Вы ничего о ней по сути не говорите. Не говорите о том, как она выполняет свои материнские функции. На самом деле это все о старении мамы…** Сравните с американским индивидуализмом. В отличие от русских, которые вспоминают себя обязательно в отношениях с кем-то близких, американцы вспоминают только в отношениях к себе. «Я»-эмоции. Сравните «я забыл слова» или «мама стареет». Или «папа читал мне сказки» - там история про то, как папа хорошо или плохо выполняет свою социальную роль, у них так устроена голова. Так вот, эти детские воспоминания снимают срез менталитета лучше любой национальной идеи! Вообще изменить это крайне сложно. Но можно чуть-чуть поменять акценты, и эмоциональная окраска изменится. Например, если я вам скажу, что ваше воспоминание на самом деле - об утраченных землях российских, у вас, таким образом, искусственно вызовется прилив патриотизма. Я всегда знала, что Севастополь – город русских моряков, у меня там папа служил в военном флоте…** Ну, в любом случае можно как-то переформулировать, и изменить какие-то оценки относительно собственного прошлого. Это полезно тем, кто недоволен собственным прошлым, постоянно предъявляет к нему претензии – тогда работа с детскими воспоминаниями бывает очень эффективна. Кстати, иногда так лечат от депрессий. У меня пятилетний сын, к** ак мне развивать у него автобиографическую память? Поздно (смеется). Уже поздновато… Надо с самого начала, как только ребенок научился говорить, формировать эту память. А сейчас как ее формировать? Сын ходит в детский сад...** Детский сад – вообще прекрасный тренажер для развития автобиографической памяти! Не потому, что там этому учат; этому вообще нигде не учат, только с этого учебного года мы собираемся ввести такой факультативный курс в одной из московских школ. А потому, что просто короткие разлуки с родителями стимулируют воспоминания при встрече. То есть ребенку интересно рассказать взрослому, что происходило с ним во время разлуки. Что делать тем, у кого ребенок не ходит в детский сад?** Тогда родителям нужно прикладывать дополнительные усилия, чтоб стимулировать ребенка на воспоминания. Задавать вопросы типа: «А помнишь, в прошлое воскресенье…». Замечено, что любой автобиографический диалог повышает качество общения. Проводили даже такой эксперимент: под столы в семье приделывали диктофоны, записывали разговоры за воскресными обедами. Так вот, в благополучных семьях автобиографические темы возникали примерно каждые 7 минут. Это очень часто! Чем реже, тем опаснее. Вот, например, начинается конфликт, и возникает какая-то автобиографическая отсылка… и конфликт снимается сам собой! «А, помнишь, твоя бабушка всегда говорила…» - и все, дальше спорить никто не хочет! Существует два стиля автобиографических разговоров: первый используют чаще восточные матери, а второй – западные. Эти стили принято называть "прагматический" и "развивающий". Прагматический – это когда преследуется какая-то конкретная цель: "пришел без варежек? где потерял, вспомни". Задача - получить конкретную информацию и двинуться дальше в общении. А развивающий – это приятное времяпрепровождение. Для ребенка это пока еще не слишком большое удовольствие, потому что он пока просто не понимает, что от него хотят, а для матери – это безусловное удовольствие. И тут тоже есть некоторое подразделение на стили. Есть матери, которым нравится, когда за ними повторяют, например: «А потом мы пошли в зоопарк. Куда мы пошли? Правильно, в зоопарк!». Это мнемонический стиль. А другой вариант развивающего стиля – провоцирующий, когда мать иногда даже привирает ребенку, с целью его спровоцировать на реакцию возражения, чтобы ребенок спорил и высказывал свое мнение. Или спрашивает про то, про что ребенок точно не может знать, например: «А помнишь, как тебя забрали в больницу, помнишь, мы позвонили бабушке, и она тоже приехала. А на чем она приехала?» - «Откуда же я знаю, на чем бабушка приехала, она же приехала уже после того, как меня забрали в больницу!» То есть ребенок проводит мониторинг, что у него нет такого готового ответа на этот вопрос. И таким образом он научается отделять свои воспоминания от рассказов о событии взрослых. Например, ему сказали, что бабушка приехала на такси. Однако он об этом не мог знать и, соответственно, даже если он слышал от взрослых, то он не станет выдавать это за собственное воспоминание. Такие «провоцирующие» беседы очень полезны для развития автобиографической памяти. Я, безусловно, не призываю постоянно врать ребенку, провоцируя его на возмущение. Однако же, подобные эпизоды я бы советовала включить в общение с детьми. Прагматический стиль – эмоционально бедный, не формирует ярких картинок. То есть, конечно, лучше использовать в общении с ребенком развивающий стиль, тогда его воспоминания сформируют его жизненный ресурс, который всегда будет с ним. И в тяжелые минуты жизни он будет перебирать эти яркие картинки из детства и у него будет повышаться настроение. Однако в развивающем мнемоническом стиле, который через повторение, получается, что дети просто заучивают, причем не свои воспоминания, а родительские. С одной стороны это хорошо и приятно: ребенок помнит именно то, что я хочу. Но с другой стороны, у таких детей возникает «копирующая» автобиографическая память, то есть они не разделяют рассказы о событиях и собственные воспоминания. У тех детей, с которыми общались родители в провоцирующем стиле, у них возникало больше критериев оценки мира – это научный факт. То есть они обладают более полной картиной мира. Проводился такой эксперимент: в детском саду была реальная пожарная тревога, полная эвакуация, неразбериха и паника – все куда-то бегут, кричат, подгоняют… Так вот, после этого случая разделили детей на две группы. Контрольной группе сразу задавали вопрос о том, что произошло, а остальным – нет. Их спрашивали только через несколько месяцев, через год, через 3 года и через 10 лет. В итоге те, кому сразу не задавали вопрос о случившимся - не смогли вспомнить, что произошло вообще. А контрольная группа помнила о событии и через 10 лет. То есть «нерассказанное» воспоминание долго не продержится в памяти. И в яркие картинки не превращается. Таким образом, ребенок обязательно должен рассказать про то, что было. При этом, если ребенка заставляют повторять за взрослым, то он повторяет ситуативно, но не запоминает сам. Соответственно, мнемонический метод также не слишком эффективен. Ребенок должен рассказать кому-то, а потом во взрослом состоянии уже можно рассказывать не вслух, а про себя, а можно и писать о чем-то. Так почему же у нас детство состоит из ярких вспышек? Мы их как-то отбираем?** Мы их не отбираем. Мы, скорее, их выстраиваем, мы делаем для себя такой альбомчик, который отражает все основные эмоции. Поэтому, если дать человеку вспомнить все, что в голову приходит, то получится любопытный срез эмоциональной жизни человека. Сколько там будет обид, сколько радости, сколько удивления… На каждую свойственную для человека эмоцию есть воспоминание. Основные модели отношений, основные сюжеты – и вот, у нас есть такой вот архивчик. А многое из остального забывается, так как детство кончилось. И оно, как это часто бывает, никак не связано с дальнейшей жизнью, и, соответственно, в дальнейшей жизни ничего, кроме этого архивчика мы не используем. А то, что не используется, то забывается. И если подсчитать, сколько мы можем вспомнить о разных периодах жизни, то получится любопытная картина. Сначала вообще ничего – период детской амнезии (это до того, как ребенок заговорил), потом формирование «Я» - потому что пока нет «Я», то мы ничего не можем о себе рассказать. То есть автобиографическая память – очень искусственно созданная надстройка. Создана она при воспитании ребенка родителями. Кроме того, она еще и культуро-зависящая надстройка. Если ребенок будет жить в собачьей конуре, он тем не менее поймет, что земля жесткая и холодная, а собака кусачая - но о себе он ничего не будет знать! Да, и ребенок в раннем возрасте еще не может выстроить и рассказать связную историю о чем-либо, в том числе и о себе, поэтому он и прошлое так запоминает - картинкой, а не связной историей! Кроме того, сюда могут приплетаться фантазии и сны, так как ребенок еще не умеет различать, где явь, где фантазия, а где сон. А как вы объясните ребенку, что это было не на самом деле? Никак! Ни один датчик, ни один сканер не отличит где сон, а где явь. Даже если я закрою глаза и буду представлять вас, как мы с вами беседуем, это для мозга ничем не будет отличаться от реальной беседы! При этом яркость образа – не критерий ни разу, ведь воображаемый образ может быть ярче настоящего! Но мы сейчас углубимся в философскую область, про реальность реальности... Читайте также:** Семейная фотокнига: как распорядиться тоннами цифровых снимков Семейное наследие: как нас программируют предки Как всегда: ритуалы в жизни ребенка Семейные традиции: создаем сами Привет в будущее_