Подростковый писатель Евгений Рудашевский рассказал о том, как в детстве ему платили, чтобы он начал читать. Евгений Рудашевский — автор книг «Здравствуй, брат мой Бзоу!», «Куда уходит кумуткан» и «Ворон» специально для «Летидора» написал о необычной мотивации к чтению.Мы с друзьями часто потрошили почтовые ящики. Потом собирались на задворках ближайшего рынка и просматривали украденные письма. Увлекательное занятие. Читать я не умел, мне едва исполнилось 6 лет; приходилось доверять это задание старшим товарищам – тем, кто уже ходил в школу. Я с завистью смотрел, как они легко разбирают чернильные каракули, но сам грамоте обучаться не желал. Домашняя библиотека меня не интересовала. Собственно, детской литературы в ней не было. Перепечатанный на машинке К.Г. Юнг, потрёпанный К. Кастанеда, огромные тома А. Франса – вряд ли это могло привлечь дошкольника, ведь я едва справлялся со слогами, какие уж тут романы.Он подарил мне адаптированную «Книгу джунглей» и обещал, что поможет её освоить. Я нехотя согласился, однако меня привлекла не литература, а возможность самостоятельно читать чужие письма. Первое занятие оказалось ужасным. Бесконечно скучным. Мои надежды, что всё обучение займёт час или полтора, быстро угасли. Выяснилось, что учиться нужно долго. Не меньше года...Впрочем, занятие закончилось неожиданной радостью. Виталик ненадолго вышел из комнаты, при этом оставил свою сумку. Я воспользовался его оплошностью. Быстро нашёл в сумке кошелёк, изучил его содержимое и позаимствовал несколько монет и одну мелкую купюру. Когда Виталик вернулся, я постарался показать себя предельно заинтересованным учеником. День прошёл не зря. Мы договорились продолжить на следующей неделе. К тому времени воровство было чем-то естественным. Лучший способ выжить. Денег у родителей не было, да и робкие попытки залезть в карман к отцу закончились знакомством с его резиновой дубинкой (подарок от знакомого милиционера). Приходилось зарабатывать на стороне. Я подворовывал на рынках, в общественном транспорте. Иногда попрошайничал у магазинов в центре городе, рассказывая что-то щемящее про погибших родителей или про смертельную болезнь сестрёнки. Лучше всего у меня получалось изображать припадки – это был верный способ отвадить кондуктора и разжалобить очередную женщину с авоськами.Настоящим праздником оставалось лишь появление в коридоре дедушкиной куртки, в ней всегда лежало что-то интересное – то, что потом можно было продать в автобусе или на остановке. Виталик продолжал моё обучение. Мы с ним открывали книгу каждую неделю. Я терпел. Даже выполнял домашнее задание. Потому что каждый раз Виталик ненадолго выходил из комнаты, поручая мне самостоятельно повторить только что прочитанное. Такая традиция меня полностью устраивала. Первым делом я лез в его сумку, в его кошелёк. Крупные купюры никогда не брал. Только самые мелкие. Радовался, что монет всегда было с избытком.Деньги я тратил на еду, газировку и лотерейные билеты. К игровым автоматам меня не пускали. «Маленький ещё». Если удавалось, покупал сметану. Ни с кем из друзей не делился. Газировкой или хлебом – делился. А сметану съедал сам. Сразу всю банку. Моё обучение, как и доступ к лёгкому заработку, закончилось неожиданно. Когда Виталик в очередной раз оставил сумку без присмотра, я забрался в его кошелёк и обнаружил, что там нет ни одной купюры. Монет тоже не было. В кошельке лежали три карамельки. Мои любимые. Апельсиновые. Я поначалу растерялся. То, что у Виталика не было денег, меня не удивило. Я знал, он так же беден, как и мои родители. Но почему вместо них лежат конфеты, я не понимал. А потом сообразил. Помню, как меня накрыл страх. Будто на голову, да и на всё тело разом натянули тугой мешок из плотного целлофана.Почему Виталик не пожаловался отцу, почему не спрятал кошелёк, зачем вообще продолжал наши занятия, меня не интересовало. Я даже не задумывался об этом. А Виталик действительно всё знал, с первого дня. И до поры старался поддерживать мой интерес к чтению деньгами; когда их не оказалось, попробовал перейти на конфеты. Будто извинялся за свою бедность. Надеялся, что моё обучение продолжится, хоть и понимал, что не может предложить взамен ничего ценного. Только старые конфеты. Я выскочил из квартиры. Испугался, что будут бить. Подумывал даже заночевать на улице – к тому времени я уже не раз спал под лестницей в соседнем подъезде. У меня даже была своя картонная подстилка. То есть подстилка-то была собачьей, но саму дворнягу давно отравил дворник, так что я мог спокойно лежать на ней до рассвета. Утром появлялись люди. Им лучше было не попадаться на глаза. Ночевать на улице не пришлось. Виталик ушёл. Никто меня не поколотил.А Виталика я ещё много лет избегал. Боялся. Никогда не переживал о людях, которых обворовывал, а при мысли о тех апельсиновых карамельках отчего-то испытывал парализующую неловкость, обиду и, как это ни странно, жалость к самому Виталику. Я давно его не видел. У меня так и не было возможности сказать ему спасибо за Маугли, за первое знакомство с литературой. Не уверен, что смогу сделать это даже сейчас. Прошло 24 года, а какое-то болезненное чувство неловкости при воспоминании о том случае не покидает меня до сих пор. Фото: МИА «Россия сегодня»
