Крёстная мама — о том, как привить ребёнку любовь к чтению и какую книгу она обязательно прочитает своему крестнику. Вы когда-нибудь задумывались о том, что повлияло на вас в детстве? Что заложило фундамент, из которого появились взрослые вы? И что, в свою очередь, вы даете своим детям или просто окружающим людям сильно младше вас? Несколько месяцев назад я стала крестной, выбрана была еще раньше. Когда мы обсуждали с мамой моего крестного сына, почему же именно я, среди прочего были такие слова: «я надеюсь, что с тобой он полюбит читать. У него просто нет другого выбора».Но разве это относится только к еде и питью? Мы в целом то, что мы потребляем. И книги, фильмы, театр, даже паблики, на которые мы подписаны в бесчисленных социальных сетях, — это наша ментальная «еда». И выбираем мы свой рацион с детства. Начинают выбирать за нас, а мы привыкаем и живем на этой «диете» дальше. И еще по принципу единого ресторана подбираем друзей и окружение. Мне, как и всем в детстве, читали на ночь сказки. Сказки народов разных, добрые и страшные, как сейчас помню, с очень интересными картинками. Всю свою сознательную жизнь я книгочей, книгочервь и просто многолетний «лучший читатель детской библиотеки» района и «ходячая энциклопедия». Такое вот невинное прозвище мне дали дети в младшей школе. Всю жизнь, но не с самого начала. Мама до того, как моторчик читателя запустился, немного со мной помучилась. Лет этак с четырех до пяти. Говорят, учиться читать я сопротивлялась. Потом случилось чудесное рождение бабочки из кокона, и что выросло, то выросло.Я вот своей семье крайне благодарна и за выбор, и за запреты. Когда в постоянных опросниках меня спрашивают про любимую книгу, я сначала немного подвисаю, ибо книг таких много и выделить сложно. А потом с уверенностью называю две, две книги своего детства — «Мастер и Маргарита» и «Убить пересмешника». Да, вы не ослышались. В то время как моим ровесникам читали на ночь детские истории, мне мама читала последние похождения Коровьева и Бегемота. Потом книга (зеленое советское издание) клалась на стол, свет выключался, дверь закрывалась. Мама уходила, а я тайком под подушкой уже читала взрослую часть, про Иешуа. Странные люди, скажете вы. Но что поделать: я, еще не родившись, начала в животе у мамы ходить в театр на Таганке, где Мастер гремел многие годы. И книга правда была культовой. Да что там говорить, есть. К слову, впервые спектакль по Булгакову я посмотрела там же на Таганке в тринадцать лет. Это уже был не золотой состав, но для того времени воистину наилучший. А еще в театре впервые попробовала кофе. Прекрасный был день.Цитаты из хорошего — в целом фишка моей семьи. Кроме Булгакова я, например, также росла на классике Тарантино — «Криминальном чтиве». И до сих пор, если я пытаюсь втюхать маме что-то ей совершенно не нужное, ответ один — «где ты видишь табличку "кладбище мертвых негров"»? И сразу все понятно. Через пару лет я попыталась повторить свой эпохальный поход, снова увидеть великолепный спектакль. Но мне не повезло с составом, я забыла дома очки, и спасла мой вечер лишь книга. Снова книга. Дважды в тот день я проехала кольцо, зачитавшись первым томом «Войны и мира». Мы с Толстым вообще большие друзья. «Войну и мир» я читала трижды только в школе, «Анну Каренину» и «Воскресение» — дважды. Отказавшись в последний день перед выпускным экзаменом зубрить «Катерина — луч света в темном царстве» и другие ужасы разборов, я упорно сидела и перечитывала Толстого. В итоге по пути в школу я потеряла необходимые шпоры по Горькому и спасло меня лишь то, что кроме сочинения мы имели право на изложение. Я гордо удалилась в соседний класс писать про первый бал Наташи Ростовой.Ее мне подарила крестная. Я выбрала себе крестную, а крестная выбрала мне книгу. Меня ничто не переубедит, что это важнейшая книга, которую нужно прочитать ребенку — юному человеку до 15 лет. Она закладывает моральные стандарты. Возможно, ты это даже не осознаешь, но разделение на правду и кривду получается очень верное. Такое, какое и должно быть. А потом еще можно залакировать великолепным черно-белым фильмом, где Грегори Пэк являет собой идеал мужчины и отца. Аттикус — это имя долго было для меня аналогом слова «благородство». Мы недавно решили обсудить «Пересмешника» в нашем книжном клубе. Объединили ее с продолжением «Пойди поставь сторожа», которое опубликовали после смерти Харпер Ли. Скажу честно, на обсуждение я не пошла. Знала, что девочкам не понравилось, книга показалась слишком морализаторской для тех, кто впервые читал ее во взрослом возрасте. Это было бы немного предательством, как слушать злые слова о твоей первой, по-своему чистой любви. Наверное, есть еще только две таких книги. Но они почему-то во взрослом возрасте больше встречают отклик (судя по моим знакомым и друзьям). Это «Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт и «Поллианна» Элинор Портер. Девочкам они заходят лучше. А я — видимо, поддерживая свое пацанское детство — видела альтер-эго в Глазастике Харпер Ли. Удивительно, но все три автора — американки.С запретными книгами сложнее. По факту их не было. Были книги, жившие на верхних полках с грифом «ты еще мала». Но как-то так случалось, что все равно я до них добиралась раньше положенного. Та же самая «Лолита». Но кто не читал ее в тринадцать лет? Запрет был на постоянное чтение. В школьные каникулы я ходила в библиотеку почти каждый день, брала книгу, читала, на следующий день приходила за новой. Когда книга была интересной, читала и ночами. Здесь начиналась мамина битва за мои глаза, и мои повстанческие операции с фонариком под подушкой. Фонарик пал, когда мама нашла спящую меня, его и где-то половину прочитанных «Трех мушкетеров». К слову, никогда не было зазорно читать всегда и везде. В моем внутреннем мире нельзя книги читать только в одном месте — в ванной (это смерть для издания). В ванне читают журналы и газеты, то, что не жалко и идет на выброс. А вот в туалете читать не зазорно, это почти что святое. Не хочется заканчивать «любимым» местом чтения, поэтому вернусь к началу — к сказкам. Перед тем, как дать сборник сказок ребенку, пролистайте его сами. В моей семье был потрясающий сборник Андерсена, желтый, кажется, в трех или четырех томах. Обмененный на макулатуру. Кажется, еще пара лет — и нужно будет делать в этом месте сноску для новых поколений. Да, бумагу и газеты меняли на раритетные, недоступные издания. Ценные книги, те, что было не достать в обычном магазине. У меня дома такой библиотеки советского периода несколько стеллажей. Это самые ценные для меня издания. Ну так вот, Андерсен. Мы все слушали его сказки от родителей, листали красивые картинки. Но на самом деле его книги темны, страшны и очень горьки. Я это обнаружила достаточно в раннем возрасте. Потом долгое время плохо спала. Мое любимое «Огниво», наизусть выученное по фильму с Далем, было не милой сказкой, а страшным повествованием. И так почти везде. Если у сказки был хороший конец, успех был невиданный. И редкий. Сначала я думала, что это просто открытие моего детства и что все знакомы с этим фактом. А потом одна моя бывшая коллега, любительница оперы, рассказала мне про конфуз с оперой «Русалочка». В США были крайне удивлены ее трагичностью и печальным концом, ибо ждали что? Повторение диснеевского мультфильма, но с оперными голосами. Дорогой Тёма, я с нетерпением жду того момента, когда прочитаю тебе «Мастера». Тебе понравится! Фото: МИА «Россия сегодня»
