«Я отвечала ребенку, что мне не хочется жить»: как живут мамы с психическими расстройствами

На деле все совсем не так. В госпитализации нуждается лишь небольшой процент пациентов с запущенной или тяжелой формой болезни. При своевременной помощи (психиатра, психотерапевта или психолога) можно добиться устойчивой ремиссии.

Отсутствие грамотной помощи и общественные предрассудки становятся дополнительной проблемой для тех, кто каждый день и так вынужден бороться за свое душевное равновесие.

А когда ты не просто человек с психическим расстройством, но еще и мама, предрассудков становится еще больше.

Мы поговорили с тремя женщинами, страдающими биполярным аффективным расстройством (БАР), о сложностях, с которыми они сталкиваются как родители, и о том, как находят баланс между семьей и возможностью заботиться о своем ментальном здоровье.

Анастасия (Зигмаринген, Германия)

Анастасия — мама трех детей. Помимо БАР, она страдает посттравматическим синдромом, пограничным расстройством личности и расстройством пищевого поведения.

Мои расстройства проявляются как у всех: спонтанные вспышки агрессии, прыгающее настроение. Депрессивный эпизод был на протяжении двух лет. Еще у меня нездоровые отношения с едой: заедаю проблемы и потом себя за это корю.

Именно в России у меня запустилась программа самоуничтожения. Если бы я не уехала, не уверена, что вообще бы выбралась из этой пропасти и осталась бы в живых.

Дети тогда остановили перед падением в пропасть, стали допингом, чтобы не дать болезням потопить себя. И в материнстве я очень старалась идти от противного: делать так, как не делали мои родители. Я всегда была гиперактивная и гиперпродуктивная. И до депрессивного эпизода порхала, как бабочка.

Никто даже не думал, что у меня могут быть какие-либо проблемы. Но в 30 лет меня срубило и физически, и эмоционально.

Когда человек в детстве переживает какую-то травму и подавляет ее в себе с возрастом, чтобы выжить, какие-то триггеры потом запускают посттравматический синдром. И он за собой тянет все расстройства, которые были спровоцированы этой травмой. Моим триггером стало взросление детей. Я к тому моменту три года уже училась, работала в чужой стране, на чужом языке.

Сначала врач-терапевт поставил мне эмоциональное выгорание и отправил к психотерапевту. А психотерапевт уже по цепочке вытащил все остальные диагнозы.

За два года терапии я ни разу не платила за консультации со специалистами — все покрывают обязательные отчисления на страховку. На нее у жителей Германии ежемесячно уходит процент с зарплаты — в моем случае это 300 евро.

Психотерапия — не единственное, что помогает. Полтора года я была на сильных антидепрессантах.

Со своими родителями я не общаюсь: они считают, что мне пора в дурдом. Родственники мужа относятся ко мне либо с осторожностью, либо с сочувствием — я пока не разобралась.

Он никогда не вменял проявление расстройств мне в вину. А когда мне поставили официальный диагноз, принял это — нам наконец стало понятно, почему мое настроение может внезапно меняться.

Терапия здорово помогает мне стабилизировать состояние. Я научилась отделять себя от детей, своих болезней, эмоций. Анализирую свое состояние — за счет этого роль мамы стала даваться легче, чем раньше.

Когда мне тревожно или я злюсь, то стараюсь переключиться и не выливать эти чувства на близких. Такое состояние — сигнал, что стоит уделить время себе. Я зажигаю свечи во всем доме и вяжу. Или медитирую, или делаю маски. Успокаивает хюгге, рукоделие.

Главное для меня — не впадать в крайности: не лежать пластом и не порхать, как бабочка. Да, если плохо, можно лечь и полежать, если хорошо, можно что-то поделать, но с осторожностью, бережным отношением к себе, иначе я свалюсь в депрессняк.

Дети знают о моей особенности. Однажды у меня случилась паническая атака, когда мы играли с ними в мяч. Они могли подумать, что такая реакция вызвана их действиями, поэтому я объяснила, что со мной. Честно сказала, что иногда мне плохо и лучше тогда меня оставить в покое.

Ирина (Новокузнецк, Россия)

Ирина растит дочку.

Ментальные проблемы у меня начались после беременности: была послеродовая депрессия с суицидальными мыслями, но я не получила помощи. В семье состояние обесценивали, мне говорили: «Ты просто устала, тебе надо больше отдыхать».

Тогда я решила обратиться за помощью и поехала на прием к врачу в муниципальный психоневрологический диспансер, там мне диагностировали тревожно-депрессивное расстройство. Я принимала лекарства, но врача не интересовало мое самочувствие: ухудшилось оно или улучшилось.

Из-за неправильной схемы лечения прошлой осенью я словила первую гипоманию: это чувство эйфории, когда ты готов хвататься за множество дел, но ни одно не можешь довести до конца — на это нет ни сил, ни концентрации.

В итоге я застряла в цикле «депрессия — гипомания». Поняла, что это не норма, и нашла другого врача, уже в частной клинике. Он мне поставил биполярное аффективное расстройство. С назначенной им терапией жить стало гораздо легче.

Размер суммы зависит от назначенных лекарств и от количества посещений врача.

Общение с мамой теперь дается мне гораздо легче — она осознала, что это болезнь на уровне физиологии, а не «чувствительный характер». Я отправляю ей статьи из интернета, которые помогут ей лучше понимать меня.

Родители, конечно, за меня беспокоятся, особенно из-за того, что я принимаю серьезные лекарства. Но, к счастью, мы потихоньку находим общий язык.

В окружении о моем диагнозе не знают, я это не афиширую. Семья и коллеги в курсе, что в рюкзаке есть таблетница, и если мне вдруг станет плохо на улице — приступ тревоги или панической атаки, то из нее можно достать лекарство. Все относятся к этому совершенно нормально и поддерживают.

Моей дочке всего 4 годика, ей пока сложно объяснить, что такое БАР. Но когда она видит, что я уставшая, даже сама говорит:

Недавно у меня была депрессивная фаза. Она проявляется упадком сил, постоянной сонливостью. В это время общение и занятия с дочкой даются тяжело. Дома моя палочка-выручалочка — это мультики, аудиосказки – то есть все, что может ребенка отвлечь, чтобы я могла после работы отдохнуть.

А когда есть силы, я сама с ней занимаюсь, читаю ей книжки, мы вместе рисуем.

Основа моего душевного спокойствия — четкий режим дня. Встала, умылась, почистила зубы, заварила чай, позавтракала. При биполярном расстройстве вообще очень важна структурность. Если какой-то из пунктов выпадает — все, хаос! Это очень тяжело морально.

Здорово помогает общение в группе поддержки — я нашла чат в телеграме, где обсуждаю с такими же, как я, все на свете: от лекарств до бытовых вещей. Это безопасное пространство, где меня никто не осудит.

Подбадривает сама возможность обратиться к знающему человеку. А еще я стараюсь окружить себя расслабляющими вещами: например, я занимаюсь йогой и увлекаюсь ароматерапией.

Наталья (Иркутск, Россия)

Наталья — мама двух детей.

У меня преобладают депрессивные фазы. Они длиннее и чаще, чем маниакальные. В депрессивные фазы я часто плачу, меня преследуют суицидальные мысли. Думаю, что я обуза для близких, ужасная мама, ужасная жена. Выраженной гипомании у меня нет, но депрессия сменяется энергичными этапами: я мало сплю, мало ем, много общаюсь, активно веду социальные сети, прохожу обучающие курсы.

Симптомы БАР впервые проявились после увольнения с работы. На тот момент у меня была одна дочка. Я впала в тяжелую депрессию. И началась «жара».

В итоге в медицинской карте записали депрессию. Вообще БАР достаточно сложно поставить за один прием, надо следить за динамикой пациента.

Психиатр выписала мне стабилизаторы настроения и попросила не планировать беременность. Через две недели я узнала, что беременна. Лекарства пришлось бросить. Если бы я продолжила посещать хотя бы психотерапевта, то мне удалось бы избежать многих проблем, но я отказалась от помощи. Врачам врала, что со мной все нормально.

После рождения второй дочки я погрузилась в послеродовую депрессию, которая совпала с паникой из-за коронавируса. Через четыре месяца с эмоциями стало совсем печально, и моя знакомая психолог посоветовала закончить грудное вскармливание и начинать пить нормотимики (психотропные препараты, стабилизирующие настроение у психически больных), которые ранее прописывала врач.

После диагностирования стало наконец понятно, почему я могу впасть в то или иное состояние внезапно или почему иногда появляются суицидальные мысли: что это не жалость к себе или ретроградный меркурий, а болезнь, как диабет или аритмия.

На лечение уходит около 10 000 рублей в месяц.

Очень часто у «биполярников» (у меня в том числе) появляются проблемы с эндокринной системой. Но с эндокринологом мы много чего делаем, чтобы психологическое состояние менялось: подбираем оптимальный режим, спортивную нагрузку, питание.

Еще одним важным ресурсом для меня стала онлайн-группа поддержки людей с БАР, которую я веду с осени 2020 года. Мы делимся друг с другом тем, что зачастую не можем рассказать даже близким.

Сейчас я временно не веду группу, но еще с одной девушкой планирую запуск поддержки в онлайн-формате.

Свекровь не знает о диагнозе, но помогает, чем может. Старшей дочери 4,5 года, и в таком возрасте ребенку трудно понять все тонкости твоего расстройства. Поэтому не могу сказать, что я с ней полностью открыта. В состоянии гипомании она меня, конечно, не видела, но в депрессивную фазу пару раз задавала вопросы, и я отвечала, что мне не хочется жить.

Старший ребенок вообще очень чувствителен к другим, и, когда я плачу, она приносит воду и говорит: «Мам, не расстраивайся».

Дочка знает, что я хожу к психологу. Мой супруг называет это «мама ушла на починку».

С диагнозом ты или без — от ребенка надо отдыхать. Если они начинают меня раздражать — это тревожный звоночек, и я понимаю: пора порелаксировать. И уезжаю «делать добрую маму».

Не виду дневник эмоций (хотя надо бы), но по щелчку замечаю тот момент, когда закапываю сама себя в мыслях. Тогда связываюсь в первую очередь с психологом.

Во вторую — думаю: как развести поток мыслей, чтобы они не загнали меня в тупик. Каждый биполярщик может загнать себя в этот тупик, и каждый может себя из него вытащить. Главное: не довести себя до состояния выжатого лимона и уметь себя слушать. Не гасить разные настроения — ощущать. Помнить о том, что если я справлялась с унынием раньше, значит, сделаю это еще раз.

Фото: Depositphotos