«Я отчаянно боролась с раком ради своих сыновей»: пронзительная история одной мамы
Женевьева Фокс не понаслышке знает, каково быть сиротой. Именно поэтому она больше всего боится обрекать сыновей на такую же судьбу.
Мама нашла в себе силы не отчаиваться и бороться со страшным диагнозом ради будущего детей. Своими мыслями она захотела поделиться со всем миром. И вот что она написала.
Когда мы с мужем вошли в больницу за результатами моей биопсии, то единственное, о чем я думала, смогу ли я после всего этого пойти в паб и выпить пива. Ричард, мой муж, предложил выпить что-нибудь покрепче, чтобы снять накопившееся напряжение. Чем быстрее мы узнаем результаты, тем лучше…
Мы сели в приемном отделении. Помню, когда я была здесь две недели назад, медсестра подошла к сидящей паре и начала с ними разговаривать. Очевидно, у кого-то из них был рак. Не хотела бы я общаться с медсестрой.
Когда с ресепшен прозвучало мое имя, я попросила Ричарда подождать меня здесь. Я надеялась, что мне не понадобится его поддержка.
«Если кто-нибудь придет за тобой, знай, все плохо», – сказала я напоследок.
Дверь в кабинет консультанта открыта. Я вижу, что он не один. В прошлый раз он был один, и это нормально. А сейчас за его креслом стоял другой врач и еще кто-то у окна. И медсестра… Я присела.
– Как ваши дела? – у консультанта красивые скулы, темные волосы, он садится поближе ко мне.
– Я в порядке, – отвечаю специалисту.
– Как сегодня себя чувствуете? – очередной вопрос.
– Все хорошо! Я действительно в порядке! – ответила я и почувствовала страх.
– Есть только один способ сказать вам. Опухоль злокачественная.
– Кто-нибудь может позвать моего мужа?
На самом деле, я совсем не ожидала, что у меня рак, хотя я всегда жила в его тени.
Моя родная мать умерла от рака – печени или груди, я уже не помню. Мне было всего девять, а сестре и брату десять и пятнадцать. Спустя четыре года умер мой отец. Кажется, история может повториться.
Мои сыновья, которым 14 и 12 лет, могут остаться без матери. Я часто представляла этот ужасный сценарий. Но я никогда не предвидела, как мой рак вскроет старые раны: стыд быть ребенком без родителей. И как эти же раны вновь загноятся: отвращение к тому, какой ты слабый, беззащитный, и самое худшее – «маленький». Сироты вынуждены заботиться о себе, жить самостоятельно. Это тяжело, я знаю не понаслышке. Я сама прошла через это.
Я вспоминала свое детство. Быть сиротой стыдно отчасти потому, что ты – другой.
Ни один ребенок не похож на тебя, потому что наличие семьи и родителей дает тебе чувство безопасности и защищенности. Не иметь родителей – быть в постоянных бегах. Ты – аутсайдер. Ты делаешь все по-своему, потому что других вариантов просто нет.
Что можно сказать о литературной сироте Джейн Эйр? Гордая, горячая, но пристыженная своим низким статусом, она начинает работать гувернанткой. Если бы Шарлотта Бронте жила позже, ее героиня могла бы опубликовать объявление в еженедельном журнале The Lady, где с 1885 года размещались сообщения о поиске персонала для дома.
В 1972 году в газету было дано объявление о поиске кого-то, кто бы смог заботиться о нас.
«Три недавно осиротевших ребенка нуждаются в доброй, любящей, жизнерадостной и интеллигентной женщине (замужней, разведенной или овдовевшей) или семейной паре в возрасте 30-50 лет, которые смогут дать детям заботу. Все три ребенка умные и очень благодарные. Мальчик (15 лет) скромный, красноречивый, любит читать. Девочки (10 и 9 лет) любят музыку, интересуются лошадьми, садоводством, мудрые не по годам. Все учатся в школе-интернате Суссекса».
Было около пятидесяти откликов: 50-летняя женщина из Дорсета «очень одинока и больше всего на свете хочет быть кому-то нужной»; разведенная женщина с детьми без дома интересуется, можно ли «получить материальную помощь за заботу о детях?»; «любящая животных пара»… Все это звучало вполне нормально.
Одна женщина писала: «У меня уже был опыт работы с пожилыми, душевнобольными, слепыми людьми, инвалидами и заключенными».
Да, сироты чудесно дополнили бы ваш список!
В итоге мы три года жили с одинокой женщиной по имени Тамсин, приятельницей моей мамы. Как и претенденты из The Lady, она обладала добродетельными порывами вкупе с зависимостью. До нашего появления ей платили за то, что она сопровождала подругу в поездке по Европе. Платить за дружбу – по-моему, это так жалко… Но давайте взглянем правде в глаза: ей платят за то, что она живет с сиротами.
Когда мне было 13 лет, одним летним днем она просто ушла от нас. После трех лет относительно беззаботной жизни с нами.
Тамсин забрала большую часть нашей мебели, мы смирились с пустотой и заброшенностью.
Моего брата, которому на тот момент было 18 лет, вызвали с работы в Нью-Йорке, чтобы заботиться о нас. Это было лето нашего «позора», нам пришлось быстро взрослеть.
Однажды мы с сестрой сделали пастуший пирог. Когда мы разрезали его, увидели, что мясо было розовым. Мы не знали, что его нужно сначала приготовить!
Я боялась рака, потому что не хотела, чтобы мои сыновья прошли через то, что пережили мы.
Когда я узнала диагноз, то думала в первую очередь не о том, чтобы выжить, а о том, как я буду продолжать заботиться о детях.
Даже когда последствия химиотерапии и радиотерапии дали о себе знать, я скрывала свою беззащитность от детей. Однажды младший Себастьян зашел в комнату, когда я сидела на полу, окруженная лекарственными коктейлями, шприцами и другими медицинскими атрибутами. Я ела через трубку в желудке, но успела быстро все прикрыть.
«Ты не должна стыдиться», – сказал мне потом мой ребенок.
Конечно, он был прав, но я чувствовала себя из-за болезни очень жалкой. Впервые за много лет я вновь ощутила себя сиротой, но теперь еще и больной сиротой.
Через два месяца после проведенной лучевой терапии я упала на самое дно – физически и психологически. «Спасибо» за это низкому потреблению калорий, большим дозам морфина и убитой иммунной системе. Мой острый стыд за беспомощность и болезнь вернули меня в лето нашего «позора», только теперь мои ощущения усугубляла еще и материнская боль.
Мальчики зависели от меня, и вот она я, абсолютно бесполезная!
Дни идут один за другим. Дети занимаются своими делами: заходят ко мне и выходят. Однажды я провыла: «Хочу, чтобы мама была рядом!» Но потом испугалась, выпила воды и притворилась, что этого никогда не было.
Я наблюдала, что другие дети ожидают от своей матери. Поэтому стала осторожно относиться к любви, которую мои дети считают само собой разумеющейся. Я стала наслаждаться ежедневной силой материнства. Это рутина, на которой все и строится: быть рядом, слушать и задавать вопросы, готовить для них, спорить с ними.
Я научилась получать настоящее удовольствие от материнства, несмотря ни на что.
В детстве я постоянно слушала голос своей матери. Во время болезни я вспоминала его снова и снова. Моя тоска по матери изменила то, как я теперь разговариваю со своими сыновьями. Я все еще кричу, когда злюсь, но мой голос стал мягче и начал вмещать в себя большую любовь.
Теперь я реже чувствую стыд. Я его пересилила, когда боролась за свою жизнь. Сейчас я женщина среднего возраста с бородавками. Мой рак может вернуться. А может, и нет.
Но мои мальчики застрахованы от такой потери, которая когда-то была у меня. Я поняла: история никогда не повторяется дважды.
Фото: Shutterstock.com