Почему мои дети ходят в церковь. Часть первая
Почему мои дети ходят в церковь. Часть первая
Буду писать про личное и важное. Не сердитесь, если оно окажется иным, чем у вас. Так бывает. Я расскажу, зачем я воцерковляю (дурацкий термин, но ёмкий) своих детей. Постараюсь обойтись без фарисейства, лубка, псевдоблагочестия и прочей фигни, которая многих отталкивает от Православия.
Меня тоже отталкивала. Много лет. Моим детям повезло больше – они сразу добрались до того, главного, что мне, гордому и со вкусом, мешал увидеть вездесущий лубок. На то и дети – Бог к ним ближе.
С этим даже атеисты не спорят, а лишь переводят в свою плоскость - ещё в 1772 году философ Гольбах писал: «Все дети атеисты; у них нет никаких представлений о боге». Своих детей, кстати, у Гольбаха не было, жизнь он положил на богоборчество.
«Сейчас как дам тебе прямо по морде!»
Зачем ходить в храм? Зачем водить туда детей? Для воцерковленных (обещаю, последний раз это слово) родителей эти вопросы, вроде, не стоят. Но ответить на них самому себе нужно.
Главная индивидуальная цель каждого православного христианина, от мала до велика - спастись. От себя самого спастись, по большому счету. От своих горячо любимых страстей и таких привычных грехов. Соблюдение постов, чтение молитвенных правил, участие в таинствах – это все крайне важно, это необходимые для достижения цели условия. Но вряд ли достаточные.
Начать жить по Евангелию – вот, собственно, для чего посты и таинства. «Задуши послушными руками своего непослушного Христа»: итожил свою отчаянную богоборческую песню, которая так и называется – «Евангелие» - Егор Летов. Это только звучит страшно, а если подумать и внимательно, внутрь и вглубь, посмотреть – каждый душит. Ежедневно и по много раз, даже не замечая этого.
Говорят, дети безгрешны. Так и есть, и православная традиция – о том же: до семи лет исповедоваться не надо. Но это ненадолго – человеческая природа быстро берет свое. Вот моя пятилетняя доченька кривит ангельское личико, замахивается на маму и кричит «Я тебя не люблю!» – так уж она не хочет игрушки убирать. Скажете, просто детский каприз? Да нет, это только что Христа задушили. Но такой малыш – он неразумен еще, потому и скидка ему, потому и не нужна исповедь.
А когда мы орем в ответ? Когда нет мочи сдержаться, и мы хлещем ребенка обидными и злыми выкриками? Друг, его сыну четыре, поделился историей из жизни. Вечером он пошел проверить машину, сын вдогонку крикнул: «Купи апельсинов!». Магазин был закрыт, и мальчик с порога «предъявил»: «А ты чего пустой пришел? Сейчас как дам тебе прямо по морде!».
Представьте свою реакцию. Вы бы что сделали? Примеряю себя к этой ситуации, сам себе сознаюсь: «наехал» бы в ответ, мало б не показалось. Мой друг подставил лицо и спокойно сказал: «Бей».
Ребенок начал наносить удары - панамкой какой-то, которая у него в руке была. «Раз-другой-третий, и с каждым ударом – все слабее, и выражение лица у него меняется, потому что я терпеливо принимаю, - рассказывает папа. – В конце концов он прекратил, встал удивленный - что ни сдачи, ни ругани не было. А я пошёл своими делами заниматься».
Через минуту сын пришел мириться. Попытался обнять. Попросил прощения, отец не реагировал. Еще раз извинился. «Ну, папа, прости меня, пожалуйста, а то я сейчас заплачу» - говорит.
«Слышу по тону, это не из вредности, а именно от раскаяния. Тут я у него спросил, почему же ему хочется плакать, когда он смеяться должен, ведь только что безнаказанно бил меня по лицу?».
Вот такой эпизод, вот такой спонтанный пример жизни по Евангелию. Этот мой крещеный в Православие друг в храм не ходит. Но еще придет, и вместе с детьми, я в этом совершенно уверен. Когда душа вспоминает, что она – христианка, ей становится тесно вне Церкви.
«Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века» - это заключительные слова «Символа веры», молитвы, в которой христиане описывают – во что же они верят.
«Я в церкви для того, чтобы получить вечную жизнь» - однажды меня за это признание изрядно застыдили: фуу, ну что за прагматизм. Стыдили, впрочем, люди, которые из всех православных теорий и практик остановились на пасхальных яйцах и рождественском гусе.
А вот детей дерзко-практичная христианская идея о том, что смерть можно победить, ничуть не смущает и очень радует, точно говорю.
«Эй, папаша! Нельзя обманывать ребенка и внушать ему ничем не подтвержденные надежды» - гневно воскликнут тут атеисты-активисты. ОК. А вы сами уже все как есть рассказали: сынок, ты, умрешь, и сестренка твоя тоже, на этом все и кончится, черви обглодают ваши кости, на могиле вырастет травка, и это называется круговорот веществ в природе?
«Не так давно Кэтрин панически боялась смерти. Однажды мы ехали на машине и вдруг она начала что-то страшно выкрикивать с заднего сиденья. "Я только что подумала о смерти! - закричала она и разрыдалась. - Я не хочу просто так исчезнуть! Умереть навсегда, и это - все, это - конец!"
Так Натали Энджиер, американская атеистка и «общественница», рассказывает про свою дочку. Рассказывает откровенно, не пряча и не принижая проблему: «Мы успокаивали ее, как могли, говорили, что она будет жить долго-долго, что изобретут новые лекарства, которые к тому времени, когда она вырастет, помогут ей жить еще дольше, несколько сотен лет…»
А это, значит, гарантированные надежды – на многовековую жизнь?
И дальше: «Мы рассказали ей, что на самом деле ничто в мире не исчезает, а только изменяет форму, и что она может стать дельфином, орлом или гепардом. Но сейчас она ничего об этом не знает, как и тогда она не будет помнить про свои прежние воплощения, про то, что когда-то она была девочкой Кэтрин».
Довольно странно от атеиста слышать о прежних воплощениях, нет? «Но как бы то ни было, я не стала морочить ей голову этими вечными байками про райские сады, пение ангелов, звуки арфы и все в таком роде» - гордо завершает свой рассказ Натали Энджиер.
Я, между прочим, тоже ничего такого своим детям не говорил. И даже представить не могу такую степень религиозного фанатизма, на которой появляются арфы - «И в последнее время у Кэтрин, кажется, уже закончились эти вспышки ужаса. По крайней мере, в течение года или двух они уже не повторялись».
Больше всего меня удивило это «года или двух». То есть, она не помнит, когда ее ребенка перестали мучать «вспышки ужаса». Год-два, да какая разница.
Ну, я, наверное, к словам цепляюсь. Суть в другом. Даже радикальные безбожники не осмеливаются обрубить напрочь перспективу посмертного существования, когда говорят с детьми. А вот подрастут они, можно и признаться – мы тут смухлевали маленько, все гораздо жестче.
Не вижу я в этом ни честности, ни научной убедительности, ни уважения к ребенку, хоть ты тресни. Пойду лучше сыну расскажу про Бога, который сошел с небес «нас ради человек и нашего ради спасения». Сыну уже полгода, он уже понимает.
Я понятия не имею, кем станут мои дети, когда вырастут. Их дело, в общем-то. Но я четко представляю, какими они быть не должны. Моим дочерям совершенно не к лицу будут баночки «Ягуара» или какое там пойло еще появится. И сигареты. Сыну, впрочем, тоже. Но дочерям – особенно, им рожать, рожать и рожать.
Мои девочки не будут танцевать, как Бьянка какая-нибудь. И одеваться, как она, они тоже не будут. А раздеваться будут для мужа, и без вариантов.
Сын не захочет выглядеть, как девочка, и вести себя, как девочка, даже если это модно. Не будет косить от армии, что бы ни говорили женщины.
В то, что однополые браки – нормально, а политкорректность – разумно, мои дети не поверят.
Их лексикон обойдется без «этой страны» и «пора валить». А свою страну они будут любить, а не считать ущербной. И изучая ее историю, укрепляться в любви.
Мои дети не станут выбирать друзей по статусу или «платиновости» кредитки. И не смогут равнодушно проходить мимо тех, кому плохо – неважно, какого они цвета и политических пристрастий.
Они не забудут своих родителей, когда родители окажутся, в общем-то, не нужны.
Они не перепутают любовь со страстью. Их научит любви не Вера Брежнева и даже не Иван Бунин, а «Евангелие от Иоанна». Хотя Бунина, они, конечно, тоже прочитают.
Они не будут брать от жизни все. Ведь отдавать - интересней. Наверное, им не очень просто придется… Ну а как иначе?
Как привить детям все эти ценности, да так, чтобы они прижились и дали всходы – я знаю. Будет религиозная почва – и урожай будет хороший. Если у вас есть другие идеи – поделитесь. Только пусть эти идеи опираются на некую успешную практику. Я-то среди прихожан обычного православного храма каждое воскресенье встречаю таких юношей и девушек, как я только что обрисовал. А вот в других местах они мне не попадаются почему-то.