Откровения папы-хулигана: "Вначале чувствуешь себя стрёмно"

Дима Дульфан – современный художник из Одессы, говорит, что он – папа-«хулиган». Свою шестилетнюю дочь Ульяну он постоянно берет на выставки и в мастерские к друзьям, искренне с ней дурачится и балует ее, от чего малышка, уже давно сообразила, как можно манипулировать папой. В интервью "Летидору" Дима рассказал о специфике отцовства в ситуации, когда ты художник, да еще к тому же сам сын художника и у тебя растет суперэнергичная дочь.

– Я хотел дочку. Все мужики, я имею ввиду «реальные мужики», всегда хотят сыновей, чтобы учить их, подавать им пример и гордиться ими.  Но никто же не понимает, что сыновья больше любят маму, а дочки – папу. Женская энергия, она вообще другого качества. И я чувствую, что она мне подходит больше. Хотя у моей Ульяны энергии порой даже слишком много. Иногда по вечерам, когда я устаю, а Ульяну наоборот распирает, я задаю себе вопрос: «Что я наделал?! Мне же теперь конец!».

Помню, как я впервые увидел ее в роддоме. Знаете, когда ребенок новорожденный, он совсем не такой, как ты ожидаешь, и у меня вырвалось: «Ужас какой!». А сам еще подумал: «Что я говорю, это же моя дочь!».  Хотя думаю, что испугался я не зря, честное слово, еще лет десять, и я буду летать по комнате по полной программе.

С появлением детей все меняется, даже у таких как я. Вначале чувствуешь себя некомфортно, я бы даже сказал «стремно». Ты вроде бы только что беззаботно бегал, как тут бац – на тебе курицу с пюре и неси в роддом. Все вокруг наполняется другими смыслами и ты осознаешь: блин, я – папа! Вот в этот момент, когда новая жизнь наладилось, главное не расслабиться и не уйти по друзьям и «винаркам», а продолжать оставаться внимательным отцом, иначе все будет рушиться. Я тут недавно заметил, что общаюсь преимущественно только с теми людьми, у которых есть дети, а с другими у меня нет тесного соприкосновения почему-то.

Я бы хотел, чтобы Ульяна была лучше меня, ведь этого хочет каждый папа. Но мне не хотелось бы, чтобы она стремилась ради «лучшести» к обыденности, потому что обыденность она кругом.  Мне бы хотелось, чтобы Ульяна была интересной, чтобы она не превратилась в бизнес-леди. Но волнуюсь, чтобы хулиганкой тоже не стала. Хотя, когда она надевает круглые очки – чистая Дженис Джоплин. Мы с ней надевали парики, фотографировалась и танцевали. Мы шикарно танцуем: она надевает платье, кокетливо дает мне ручку, и мы носимся по квартире. Я люблю танцевать и хотел бы, чтоб она тоже научилась танцам и музыке. Но главное, что мне бы хотелось ей передать – умение рисовать.

Я хочу научить ее рисовать. Когда ты пишешь живопись, это состояние радости и счастья. Ты получаешь такое удовольствие, что время уходит за секунды. Мне папа (художник Люсьен Дульфан, сейчас живет в Нью-Йорке) тоже хотел передать это умение, но сложилось так, что когда я учился в училище, у меня мало что получалось, а папа был строг и говорил: «Что ты намазал? Это что небо?». Хотя если бы не отец, я бы и не стал художником.

До определенного времени я думал поступать на биолога или медика и даже уже читал какие-то книги по этим специальностям.  Но однажды отец сказал мне такую фразу: «Скажи, ты хочешь каждый день ходить на работу или жить как я?». Я представил себе, что каждый день нужно будет просыпаться, а потом идти на работу. А у папы так классно: мастерская, друзья, много интересного и не надо каждое утро рано вставать. 

В общем, его слова на меня сильно повлияли, и я поступил в художественное училище. Во время учебы я не был особо талантливым, меня прорвало уже после. Поэтому, когда однажды мне нужно было сдать работу, папа нарисовал ее за меня. Я принес картину в училище и получил за нее тройку. Потом преподаватель, который принимал у меня работу, подошел к папе и сказал: «Люсьен Вениаминович, вы же гениальный художник, что же вы сыну на тройку нарисовали?»

Ульяна уже говорит, что она художница, но пока рисует слабо, хотя я потихоньку пытаюсь включить это в ней. Позавчера она упрекнула меня: «Папа, ты не умеешь рисовать», – взяла карандаш и начала размазывать стержень, чтобы заполнить какое-то пространство. Я говорю, нет, дорогая, так не делают, а сам думаю: «Началось, уже учит меня, как надо рисовать».

Вообще художником быть тяжело. Если вначале мой папа еще хотел, чтобы я стал художником, то когда я начал экспериментировать над своим сознанием, он конечно, напрягся. Думал, на мне надо крест ставить. А потом я прошел эту стадию и все перешло в другое русло: в разные духовные практики и познания себя совсем с другой стороны. Но на самом деле, искусство – большой труд и я, честно говоря, даже не знаю, хотел бы я видеть свою дочь художницей. Это круто, конечно, но судьба художников непростая, особенно женщин. Хотя может быть, новые художники должны быть другими, более осознанными, более продвинутыми. И это только у меня друзья хулиганы-художики.

Из-за того, что я часто с этими друзьями вижусь, у Ульяны складывается свое особое отношение к жизни. Вот вчера мы идем по улице, а она говорит: «Папа, а мы сегодня идем в гости или к нам кто-то придет?».  И я вспомнил, что у меня в детстве такого не было, после школы я с бабушкой и дедушкой смотрел телевизор и все было достаточно скучно. Поэтому я объяснил ей, что нельзя постоянно пребывать в праздности, что есть моменты в жизни, когда надо о чем-то задумываться.

Но дети, пока они не стали взрослыми, могут радоваться и находиться в состоянии праздника постоянно. Это их удивительное качество. Я бы хотел, чтоб у Ульяны это состояние не заканчивалось. Она такая смешная, когда она веселится, просто капец.