О раннем развитии и родительских амбициях

У меня есть подруга, а у нее – сын на семь месяцев старше моего. Невозможно было придумать младенцев, больше отличающихся друг от друга, чем наши мальчики. Мой Саша побежал в один момент в десять месяцев, в то время когда полуторагодовалый Миша все еще аккуратно ходил, держась за две мамины руки. Глядя, как наш, еще даже не годовалый, мальчик ловко залезает на стул, со стула – на стол, со стола – на высокую тумбочку, а дальше его не пускали, снимали возмущенного и вопящего, моя подруга вздыхала: «Какой же он у тебя спортивный!» – и записывала сына к ортопеду, неврологу и хирургу.

Зато ее мальчик в полтора года говорил полными чистыми предложениями. А наш визжал до двух с половиной, даже не делая попыток говорить. Ее мальчик в три года попросил записать его на курсы английского: «Потому что это важный язык международного общения», – пояснил он и стал с удовольствием на этих самых курсах учиться. А наш в том же возрасте ловко кидался песком в окружающих детей и старательно ломал игрушки: «Мне было интересно, что у нее внутри!» – не проявляя ни малейшего интереса к изучению академических предметов. Я в это время взволнованно бегала по логопедам и неврологам. Саша кидался общаться и играть с любым ребенком в окрестностях, а Миша не выносил чужого присутствия. Саша был шумный, а Миша – тихий. Саша – напористый, Миша – крайне деликатный.

Потом декреты закончились, мы вышли на работу, стали реже видеться и обсуждать детей. Поэтому я подругиного Мишу в следующий увидела уже восьмилетним – на секции сноуборда, куда я привела воющего и упирающегося Сашу, чтобы он хоть иногда выходил на улицу и хоть немножко двигался. «Шахматы тоже спорт!» – вопил мой мальчик – и вдруг нос к носу столкнулся с пониманием в глазах незнакомца в лыжном костюме. Это был тот самый Миша, сын подруги, которого привели на занятия ровно с теми же целями. В свои семь с половиной и восемь они оказались до смешного похожи. Оба ненавидят спорт и любят математику и английский. А еще энциклопедии, динозавров и космос. Оба отличники. Оба интроверты и домоседы. Оба куртуазно-вежливы. Обоим легче общаться со взрослыми, чем с ровесниками. Из совершенно разных малышей получились очень похожие мальчики.

Фото: Facebook Алины Фаркаш, 2015 год

Ужасно интересно, какими они будут подростками, юношами и мужчинами? Удивительно, как все в детях меняется с возрастом – и как мало оно зависит от родителей. Меня ужасно смешат все эти курсы раннего развития для детей, где трехлеток учат читать, а шестимесячных – отличать на картинке реку от озера. И теоретически ты все про это понимаешь. Ну то, что в маленьком возрасте интеллектуальное развитие напрямую зависит от физического. И что лазать, прыгать, кидаться камнями в забор, рвать одуванчики и шлепать по лужам – полезнее для мозга, чем зубрить названия животных. Что то, что трехлетка будет запоминать в течение нескольких месяцев, семилетка выучит за час. Что все эти соревнования в образовании дошкольников нужны больше родителям, чем детям.

Ты все знаешь, ты все понимаешь. Ты идеально подкована в теории, ты читала самых современных детских психологов, ты прекрасно помнишь, как из непримечательных хорошистов твоего класса вдруг вырастали знаменитые топ-менеджеры международных корпораций, из слабеньких троечников – успешные владельцы собственных компаний, ты видела, как блистательные отличники срывались в многолетнюю депрессию, бездействие и полный дауншифтинг. В плохом смысле. И все равно. Когда ты встречаешь трехлетку, рассказывающего наизусть стихи и перечисляющего планеты солнечной системы в порядке увеличения, ты чувствуешь, что ты недодала своему. Который в это же время, например, бегает с ведром на голове и издает оттуда неприличные звуки, которые его страшно смешат.

Недодала, упустила время, оказалась плохой матерью, теперь твой ребенок лишился чего-то очень важного, что дают своим детям нормальные родители. Особенно сильно это проявляется ближе к школе, когда детям начинают уже всерьез раздавать характеристики и оценки. Кажется, что у всех младшеклассников в мире – нормальные мамы, которые всегда знают, когда надо в школу приносить засушенные листики клена (и готовят их заранее!), а когда – железный конструктор. Когда приходить в нарядном, а когда – наоборот, потому что будет субботник. Эти люди умудряются поздравлять учителей не только с первым сентября, но и с днем учителя и днями рождения каждого! Кто эти люди, которые знают, когда день рождения у учительницы музыки?! И какие цветы та любит?

Мы – те родители, которые в первом классе купили ребенку большую электрическую точилку для карандашей, чтобы он точил их самостоятельно. Впрочем, это не помогло: почти каждый день нам писали из школы, что наш мальчик забыл то учебник, то карандаш, то ластик, то тетрадку. И я чувствую себя единственной матерью в мире, которая не проверяет наличие ластиков в портфеле ребенка.

Нас немножко спасает то, что, несмотря на все наше раздолбайство, наш мальчик очень хорошо учится. Я начинаю успокаивать себя тем, что не так уж сильно я ему мешаю в этом. И тут же впадаю в самобичевание: а чего бы он смог добиться, если бы мы ему помогали, как помогают своим детям нормальные родители?!

Фото: Facebook Алины Фаркаш, 2015 год

Я не знаю, как правильно. Я знаю одного моего ровесника, которого родители направляли с самого детства. Он учил те языки, которые выбирали ему родители, и ходил только на полезные кружки. Он закончил один институт, который выбрал папа. Потом получил второе высшее образование – тоже не по своему выбору. Защитил диссертацию – на папиной кафедре. Примерно до тридцати лет он шантажировал родителей тем, что бросит аспирантуру и пойдет работать – те пугались и покупали ему очередной внедорожник. Наша компания друзей его крайне за это осуждала. Перешептывалась. И знаете? Он отучился. Пошел работать в ту сферу, которую посоветовал папа, – и сейчас считается одним из перспективнейших молодых ученых в мире. Говорят, что он еще затмит собственного блестящего папу в этом разделе науки. Кстати, сразу после аспирантуры он удачно женился и у него двое совсем маленьких детей, для которых уже выстроен подробный жизненный путь.

А есть – ровно такой же мальчик. Такая же семья. Похожие исходные данные. Такой же план. Столько же стараний. Сейчас он не выходит вообще. Сидит сутками за компьютером, часто спит в кресле прямо перед ним. Моется редко, и то когда родители заставят. Ест – когда мама принесет тарелку с бутербродами прямо к компьютеру.

И третья похожая история – в среде моих родителей было очень много успешных людей с активной жизненной позицией. Мальчик изначально был талантливее всех предыдущих. Из семьи потомственных ученых, внук академика. Очень умный, очень бойкий, очень волевой. Я его давно уже не встречала, но одноклассники рассказывают, что он руководит большой преступной группировкой в Подмосковье.

И вот такая же девочка. Родители-биологи. Профессора. Поступила на биофак. Отучилась два курса. Тайком от мамы бросила и поступила в строгановское училище – всегда мечтала рисовать, а родители не считали это нормальной профессией. Стала театральным художником. Хорошим. Рисовала в театре, потом начала играть какие-то мелкие роли. Потом – роли покрупнее. Теперь она – ведущая актриса одного из известных театров. Родители уже смирились. Почти.

Я не знаю, как сложится наша жизнь дальше. Молодой ученый из первого рассказа может в сорок лет бросить и науку, и семью – и поехать в Таиланд кататься на серфе. А затворник из второй истории – получить в конце концов свой первый миллион за разработку крутой компьютерной игры. Единственное, что я точно знаю – это то, что жизнь крайне непредсказуема. Мы мало что можем предсказать заранее и мало на что повлиять.

Единственное, мы можем любить, целовать, защищать, быть рядом. И стараться не сильно себя поедать за недоданное.