Новая детская книга: где ее искать?

В конце прошлого года на выставке Non/fiction издательство «Росмэн» объявило о старте IV ежегодного конкурса «Новая детская книга», который призван открыть новые имена в российской детской литературе. О будущем этой самой литературы, о критериях отбора детских книг, о тайне популярности скандинавских писателей и о вытеснении книг компьютерами мы побеседовали с председателем жюри конкурса, генеральным директором издательства «Росмэн» Борисом Кузнецовым , а также призерами «Новой детской книги» прошлого года Алексеем Олейниковым и Анастасией Орловой.

- Борис, я начну с провокационного вопроса – кому вообще нужна детская книга? Кто все-таки ее потребляет? Ведь эти «детские» книги пишут и издают взрослые люди . Покупают их тоже взрослые. В каком месте здесь детское? Как понять, что вот эта книга - детская?

БК: Ну, насчет того, что покупают взрослые… Есть статистика, маркетинговое исследование: в возрасте до 7 лет влияние на покупку детской книги ребенок оказывает в 40-45% случаев.

- Прямо в магазине оказывает?

БК: Да, именно в магазине, он выбирает. В 55-60% случаев решение принимает исключительно родитель. Но ребенок тоже участвует, он – непосредственный участник покупки. Вы же детям книжки читаете?

- Конечно. Но я боюсь водить детей в магазины, потому что там они выбирают всё сразу.

БК: Да, даже есть такой хитрый маркетинговый ход: специальные книжки, ориентированные на детское восприятие, выкладывают в так называемой "зоне C" – там, где ребенок может схватить ее рукой непосредственно… Но в целом вопрос о необходимости детских книжек – довольно странный. Книжки детские нужны, они были, есть и будут.

- Ну, как сказать. Были культуры, в которых не было отдельного «детского». Институт детства появился недавно. До этого люди не думали, что специально нужны какие-то детские книжки, одежда... Хотя тогда тоже сказки были. Мифы Древней Греции – это же не детские книжки. Или русские народные сказки – очень недетские. Но в какой-то момент появилось вот это деление на «взрослое» и «детское». И сейчас детского стало как-то очень много. Например, явный перебор детских книг.

БК: Да, детских книг сейчас в 3 раза больше, чем нужно. Количество наименований должно быть уменьшено.

- А почему их столько делают?

БК: Книжная индустрия в традиционном своем виде разваливается, и в первую очередь это касается взрослой литературы. Все издатели стремятся найти нишу более стабильную. За последние годы огромное количество издателей, о которых раньше вообще не было слышно, пришли в детскую литературу. Потому что здесь все-таки не такая тяжелая ситуация.

- Как же это все фильтровать? В вашем конкурсе дети не принимают участие в отборе лауреатов. Как же вы тогда уверены, что они будут нравиться детям? Вот у меня есть какое-то количество детских стихов, я их читаю своим детям, а также публикую в ЖЖ, который читают взрослые. И корреляция отрицательная! Есть стих, который дети просто не понимают, а от взрослых он собирает огромное количество комментариев. Может, все-таки сделать жюри из детей?

БК: Мы проводили качественное исследование на 500 детях. А для того, чтобы создать нормальное, репрезентативное детское жюри – это колоссальная работа, результат которой двоякий. Каким образом подобрать детскую аудиторию, которая реально выберет, что ей нравится? Нужно брать срезы по разным регионам, нужны большие репрезентативные выборки. Либо работать с теми экспертами рынка, профессионалами, которые в принципе способны…

…Моделировать детское сознание?

БК: Да. Ну и исходя из опыта. В принципе, что сотрудники издательств, что литературные критики, что писатели –они все неплохо представляют себе конечную аудиторию. Беда у нас другая. Я вот всегда привожу один и тот же пример. Есть "Новый книжный" на Сухаревской площади. Как-то раз я туда пришел и решил посчитать, сколько там «Золотых ключиков». 18 штук. Если говорить о «Колобках», то их, наверно, сосчитать в принципе невозможно. Очень много тавтологичных изданий. Очень много классики, мало нового.

- А новые авторы имеют шанс по сравнению с классикой? Я общался с одним издательством, и они мне сказали, что Агния Барто до сих пор всех перешибает по продажам, а эксперименты с новыми авторами – это так себе, «рябь на воде». Как у вас с этим?

БК: С точки зрения бизнеса – абсолютно так же. Но количество классики ограничено. И она все-таки девальвируется. Снижается тираж, снижается спрос.

Почему это происходит? Моя версия: мы находимся на социологическом переломе. Сейчас родителями становятся мамы и папы, которые сами уже родились и выросли в постсоветский период. У них уже другие мотивации, другие ценности, другие моторчики какие-то внутри. И они меньше заинтересованы в обязательном «суповом» наборе классики. Они более свободны в выборе, больше готовы экспериментировать.

- Эксперименты тоже надоедают. На выставке Non-Fiction можно с ума сойти. Хотелось бы иметь какую-то полочку с десятью книгами, и всё.

БК: Это уникальная совершенно выставка. Сюда не стыдно привести иностранца и сказать: «Вот это книжный рынок России». А потом привести того же иностранца в книжный магазин и стоять, потупив взгляд. Мои украинские коллеги называют эти книжки, которые продаются в массовом количестве в магазинах, «пухнастые малыши».

- Ну, меня и на выставке утомляет однообразие. Я помню последний раз, когда я на Non-Fiction что-либо купил, это была как раз детская книжка «Динозавры» Роберта Сабуды. Знаете такие, раскладные. И я подумал - вот это действительно ход в сторону от всего, что лежит. Есть трехмерные конструкции, есть динамика какая-то. Как вы относитесь к таким новшествам?

БК: На рынке периодически возникают такие удивительные тренды. Семь лет назад на Франкфуртской выставке все удивились и побежали смотреть никому еще не известное издательство Templar, которое сделало novelty books – книги, которые помимо бумаги содержали еще массу игровых и дополнительных элементов. Рынок взорвался. Три года все издавали и все продавали. Как часто бывает с такими вещами, издатели, книготорговцы, потребители удивились, потребили… и устали.

Сейчас зарубежный и российский рынок с такими книгами-новелти сидит на стоках. Если придете в магазин, посмотрите на такие замечательные, красивые книги, вы увидите на них ценник со скидкой 50% - это распродажа.

- Когда я жил в Штатах, я заметил, что тамошние издатели активно используют Интернет. Можно было публиковать стих на форуме, и тебя тут же приглашали в бумажный журнал, потому что издатель наблюдает за этим форумом, ищет новых авторов.  В России же Интернет, мне кажется, до сих пор воспринимается издателями лишь как рекламная площадка. А не как инструмент для поиска. Хотя на сайтах издательств появились разделы «Для авторов», с адресом для рукописей – но кажется, эти письма вообще никто не читает. И вот для меня загадка: как попадают в российские издательства новые авторы? Все еще по старинке, по знакомствам?

БК: Искать авторов на сайтах типа Проза.Ру – это очень трудоемко. Там люди столько пишут, нужен целый штат, чтобы все это вычитывать.

Можно пробовать работать с тем, что прямо в издательство присылают. Ну вот в какой-то момент, пытаясь разобраться с самотеком и систематизовать его, мы пришли к выводу, что с новыми авторами работать нужно иначе. Гораздо проще устроить для этого собственные фильтры, чем на чужих сайтах искать. Так появился конкурс «Новая детская книга». Мы пошли таким путем.

- И каковы результаты? Работает фильтр?

БК: Мы решили свою проблему. Пять лет назад мы мучительно пытались найти подростковое фэнтези новых российских авторов. Огромное количество такого, пардон, шлака приходилось перелопачивать. Конкурс нам дал уже два проекта. Один проект, «Часодеи», уже запущен, второй стартует в январе.

- Давайте спросим теперь у авторов-призеров, как они попали в издательство. Неужели вот так просто: зашли на сайт, отправили файл?

Настя: Да, проводился конкурс, я отправила работу. Первый раз, в 2010 году, я вошла в шорт-лист. А в 2012 тоже вошла в шорт-лист - и победила.

Алексей: Есть какие-то тусовки писателей, и внутри них блуждает информация о конкурсах, о премиях.

- То есть на тусовки ходить все-таки надо?

Настя: У нас в Интернете тусовка есть, виртуальное сообщество.

БК: Как издательство, мы позволяем себе некоторый волюнтаризм. Все-таки конкурс – это инструмент отбора для нас.

Жюри выбирает лауреата, но тем не менее, остается еще выбор издательства. Например, я как председатель жюри голосовал за произведение Алексея Олейникова. Но по сумме голосов победило другое произведение. Тем не менее, проходит время, и мы открываем серию «Новая детская книга», в которой издается Алексей. Как победитель в специальной номинации.

- А народное голосование в конкурсе есть?

БК: Есть читательское голосование. В прошлом году был «Выбор книжной торговли», в этом году – «Выбор Рунета».

- Почему в жюри конкурса почти нет писателей, а в основном критики какие-то?

БК: Не хочется превращать жюри конкурса в писательский междусобойчик. Я бывал в жюри литературных конкурсов и видел, как это происходит. Собирается большое количество писателей и они начинают доминировать, начинается борьба клановых интересов.

- Я бы еще пригласил в жюри людей, которые занимаются детским развитием. Многие воспитатели и преподаватели просто по опыту знают, какая книжка пойдет, а какая – нет. Вообще на современных игротеках можно проводить хорошие маркетинговые исследования. Сразу видно, что ребенок выбирает, а что в угол отодвигает.

БК: Психологов мы привлекали на первый сезон. А широко использовать педагогическое сообщество я опасаюсь. У них весьма специфический взгляд на литературу.

- Кстати, как вам движение в сторону комиксов?

БК: Я считаю, что перспектив нет. Именно у комикса в России. Вообще есть огромное количество стран, где комикс не прижился. Есть свой комикс во Франции. А в Германии своя культура комиксов не родилась, но там с большим удовольствием их потребляют. И в Италии потребляют. В США комиксы супергероев сделали. Японская манга – это вообще отдельная субкультура.

А в Испании – нет, в Британии тоже нет. И в России нет.

- Странно, потому что народная культура всегда предполагала доминирование картинок над текстом. У нас что, вырастили целую страну людей, которые только тексты воспринимают?

БК: Во-первых, у нас значение текста действительно гораздо больше. Это не гордость, это особенность. Когда мы берем зарубежные научно-познавательные книги для детей, особенность такая: у них картинок больше, а у нас должно быть больше текста для того, чтобы книге быть успешной. У нас родители ценят информацию.

- То есть у нас доминирование родителей – вот в чем главная проблема. Родители все-таки долго детей пасут.

БК: На комиксы и мангу дети тратят, между прочим, свои карманные деньги. Но тратят настолько мало, что это не позволяет развернуть полноценное издательское направление.

- Но у моих детей и у многих друзей очень популярны книжки типа «Зимней книги», «Летней книги» Ротраут Сюзанны Бернер. Там нет текста вообще, на каждой странице изображена большая картинка.

БК. Это так называемые "сёрчи". Сёрчи – это картинки, где что-то нужно найти. Я точно не помню, сколько это уже существует, лет 30, а может, и больше. За рубежом это вообще существует испокон веков.

- А что в России с этим? Только переводное?

БК: Нет, мы тоже пытались что-то свое делать. Не пошло.

- Вот такие странные люди у нас. Целый том Толстого им подавай без картинок!

БК: Кстати, педагоги считают тексты Толстого и Ушинского непревзойденными для начального обучения чтению.

- Давайте теперь у новых авторов спросим, каково это – быть детским писателем в современной России. Этой работой ведь невозможно кормиться?

Настя: Нет, абсолютно нет.

- Значит, это из разряда хобби?

Настя: Я бы не назвала это хобби. Иначе мы бы им не занимались. Для меня это очень важно. Я получаю от процесса удовольствие.

- Я как раз подразумеваю такое различие между хобби и работой: первое обычно ради удовольствия, а второе – для заработка. Но можно перефразировать вопрос: стоит ли становиться детским писателем?

Алексей: это такая долгосрочная жизненная стратегия. Может, выстрелит в конце концов и ты будет жить до конца своих дней на доходы от своих книг и станешь писателем в узко-западном профессиональном смысле этого слова. Не думаю, что все успешно выстраивают эту стратегию. Кто-то продолжает писать книги, кто-то бросил их писать.

БК: Можно сказать ребенку: сынок, для того, чтобы купить «Лексус», становиться писателем не стоит, лучше быть помощником бухгалтера в «Газпроме». Кроме шуток, я знаю достаточно много очень интересных, самодостаточных и совсем небогатых людей. Они сделали совершенно сознательно свой выбор, живут очень наполненно, и многим из них я по-человечески завидую. Все-таки уровень счастья не деньгами измеряется. Но нужен какой-то уровень достатка, после которого ты можешь выбирать свой стиль жизни.

- У современных детских писателей есть какая-то прямая человеческая связь с читателями? Живые выступления?

Алексей: Есть у писателей такая отдельная жизнь, когда они путешествуют по детским билиотекам, по детским садам, лагерям, школам и читают свои рассказы. В принципе на встречу с писателем как с каким-то редким зверем дети всегда очень позитивно реагируют.

- А не было идеи перенести писательство в какую-то практическую область работы с детьми? Не просто по книжке читать, а какую-нибудь интерактивную игру устроить?

Алексей: Есть один такой пример, Валентин Постников – сын, того, кто написал «Карандаша». После своего отца он написал еще 16 книг. Хорошо заводит публику, говорят.

Настя: После его выступления хорошо покупают книги.

Алексей: В этом смысле он реализовал стратегию западного писателя, который сам себя презентует, сам себя продвигает.

- Может, это хорошая стратегия?

Алексей: Есть разные темпераменты у людей. Есть люди, которых не надо вообще трогать, они закрытые. Они не умеют выступать, им некомфортно быть на глазах у всех.

- Давайте напоследок про светлое будущее поговорим. Детская книга: куда мчится тройка? Вот iPad придумали. Говорят, он все детские книги вытеснит сейчас.

Алексей: Когда появилось кино, говорили, что оно вытеснит театр. У нас сейчас море театральных фестивалей. У людей есть потребность в разных видах восприятия. Я не уверен, что потребность в перелистывании заменит потребность в перещелкивании. Взаимодействие с книгой отличается от взаимодействия с айпадом. Книгу можно погрызть постучать, помять. Я думаю, айпад книгу не победит. Часть туда уйдет, конечно, но часть останется. Уйдут справочники, уйдет фантастика. А детские книги – останутся.

- Настя, а вы как думаете?

Настя: Часть останется. Понимаете, Россия огромная. В деревнях точно останется.

- Ну и ваша версия, Борис.

БК: Я считаю, что детские книги пострадают в нескольких сегментах: книги-активити, игры-развивалки, тесты-викторины и т.п. Их гораздо лучше делать под планшетник. Он изначально лучше приспособлены для этого. И справочная литература в электронном виде удобнее.

А насчет художественной литературы – большой вопрос. На Западе уже все поуспокоились на этот счет. Не нужны детям книги в электронном виде. Им нужны игры. А бумажные детские книги будут оставаться до тех пор пока сохраняется потребность в чтении.

А вообще в детской книге, я думаю, будет развиваться семейное направление. Мне замечательную вещь рассказали в Sony Pictures: когда они тестируют свои продукты, то используют фокус-группу, которая просматривает этот фильм в момент монтажа, и рядом стоят люди с секундомерами, которые отслеживают, кто на какой минуте смеется. Когда взрослые, когда дети. И фильм монтируется позднее таким образом, чтобы захватить и детскую, и взрослую аудитории, создавая для каждой свой подтекст и свой сюжетный ритм.

Вспомните – «Король Лев» или «Шрек». Первый однозначно направлен на детей, а второй имеет уровень для взрослых и уровень для детей.

В нашем случае это означает, что будут подростковые книги, которые интересно читать взрослым. Как, скажем, Гарри Поттер.

А если помечтать, то ведь еще могут быть большие государственные программы по поддержке чтения и литературы. Очень много зарубежной детской литературы издается на гранты. Для издателя это очень несложно. Например, говоришь, что хочешь издать современного скандинавского писателя, обращаешься в соответствующие курирующие органы (насколько я помню, располагаются они при посольствах) и получаешь грант.

Чувствуете, какая грамотная политика? Многие этого не знают, но из-за этого складывается убеждение, что детская литература развивается и растет только в скандинавских странах. Я ее очень уважаю, но есть еще и французская, и немецкая, и американская и прочие. И наша детская литература есть. У нас много хороших авторов. Но парадокс в том, что их практически нет на полках книжных магазинов.

И хотелось бы закончить обращением к журналистам: Хватить хоронить книжный бизнес! Я постоянно слышу одну и ту же мантру: «Книжному бизнесу осталось жить лет пять! Книга умерла». Она не умерла, вы закапываете, мы откапываем.