Ирина Муромцева: «Дети — не собаки. Не получится вырастить удобного ребенка, взяв пару уроков у кинолога»

Ирина Муромцева — популярная ведущая и продюсер программ на Первом канале, мама 15-летней Любаши и 4-летней Александры, жена музыкального продюсера Максима Волкова. Наш разговор начался не с пресловутой темы, как современной и успешной женщине удается все на свете совмещать. Когда у одной дочери подростковый период со всеми вытекающими, а другая переживает кризис трех лет, нужно много мудрости, любви, осознанности и… немного жести.

Ира, давайте начнем с главного: можно ли вырастить ребенка в любви? Есть в вашем опыте такое, что вы дарите любовь, понимание, выстраиваете отношения доверия, уважения с ребенком, а получаете в ответ тинэйджерский Армагеддон по полной программе?

Вырастить в любви можно. Как у серого пятьдесят оттенков, так и у любви множество лиц. И не все они предстают в гармонии, равновесии и спокойствии. Правда в том, что самые прекрасные акты любви содержат боль. Рождение ребенка, например.

Это необходимо делать время от времени. Жизнь — удивительная штука: ребенок растет, и все, что с вами происходит, происходит в режиме сюрприза. Невозможно заранее построить линию поведения или решить, что в этом случае ты будешь поступать так, а в другом иначе. Важно, что в момент, когда ты произносишь пусть даже грубые слова, ты осознаешь себя и свой гнев и говоришь, не чтобы обидеть или посеять комплексы, а чтобы донести какую-то важную информацию, правду. И понимаешь, зачем сжимаешь это пространство. А любовь никуда не девается. Это фундамент. Даже если тебе дочь говорит «Ты меня не понимаешь!», это пена. А под ней любовь.

У вас всегда хватает этой мудрости? Бывает такое, что вы отступаете?

Да. Когда я дошла до момента, где одна в образе «оставь меня старушка, я в печали», а вторая катается по полу в истерике, я поняла, что меня саму надо спасать. Младшую, Сашу, переключила на Максима, старшую отвезла к ее отцу, первому мужу. Он гораздо жестче, чем я. Мы, собственно, из-за этого и расстались. Но мы общаемся.

Получилось переключить? Вы не думаете, что это такая форма бегства: голова в песок — и пусть папы разбираются?

Получилось. Если Максим мне говорит: «Саша пока маленькая, я ей неинтересен», я отвечаю: «Давай называть вещи своими именами. Не ты ей неинтересен. А она тебе неинтересна».

Ребенок никогда не превратится в спутника жизни. Он всегда будет пробовать вас на прочность. И нужно отдавать себе отчет, если ты в той точке, когда надо спасать себя, иначе погибнут и мама, и ребенок. Как с этой пресловутой маской в самолете: сначала наденьте на себя, потом помогите ребенку. Когда ты ушла в минус, ты выскребаешь свой энергетический НЗ, который предназначен совсем для другого. Уже не глазик дергается, а по-настоящему плохо. Ничто не приносит радость… Если есть хотя бы намек на такое состояние, нужно что-то с этим делать.

Для меня ресурс — та или иная разновидность одиночества. Видимо, в силу публичности профессии мне периодически важно побыть одной. Я могу пойти одна в кино, на концерт, в баню, на йогу. Могу уехать в один из монастырей в Подмосковье.

Элвис покинул здание. На неделю, но даже этого было достаточно, чтобы почувствовать, как копившееся напряжение и стресс выходят, словно воздух из лопнувшего шарика, с характерным звуком «сссссс».

А какие у вас отношения с вашей мамой? Ведь очень часто мы, как ни стремимся быть непохожими на своих мам, повторяем то же поведение…

Мама воспитывала нас с сестрой в жесткой дисциплине. Осознанного общения с мамой не было. Были бури негодования, не хотелось с ней ничем делиться. Она не умеет слушать, зато дает советы, которых никто не просит. Возможно, из-за этого мне самой не хватает эмпатии. Я совершаю над собой усилие, чтобы похвалить, например.

Любаша лучше меня в этом плане. У нас не очень складываются отношения со свекровью. Любаша может сказать мне: «Ты встань на ее место». И на примере наших с ней отношений объясняет. Я стала спокойнее благодаря ей.

Я говорю: «Мне тяжело». А она мудро отвечает: «А ты перетерпи. Если ты сейчас упустишь этот момент, будешь потом жалеть, сама знаешь». Даже если это единственное мое достижение в отношении Любаши, уже можно быть спокойной.

Ну наверняка не единственное. Все-таки сложно очень с подростками…

Да. Здесь главное — не винить себя, не мучиться вопросами, что я сделала не так, где упустила. У подруги дочери тоже 14 лет, и картина такая же. Нам хочется, чтобы наши дети не наступали на наши грабли. А это попросту означает, что мы не признаем саму ценность жизни с ошибками.

Я кричу ей, она куда-то ломится, чтобы только меня не слышать. И я вслушиваюсь в свои слова и думаю: «А в моей жизни такое было? ДА! Конечно, было. Я поступала так же!» Зачем я ей это говорю? Потому что я хочу защитить ее, чтобы она не плакала, улыбалась… Чтобы МНЕ было комфортно, чтобы Я была за нее спокойна.

Если бы я могла рассказать маме… Мне не было бы так больно спустя полтора года. Это не могло не отразиться на характере, на отношениях с мужчинами. Если бы меня взрослый взял под защиту, все могло быть по-другому.

Делитесь ли вы с детьми эмоциями? У психологов есть понятие контейнирования эмоций. То есть эмоцию надо назвать, объяснить ребенку свое состояние, но не делиться с ним своим проблемами и переживаниями.

Истина, как всегда, где-то посередине. Понятно, что выгружать на детей все свои проблемы нельзя. Я за другой психологический прием: если ребенок становится свидетелем чего-то негативного, это надо «взять в рамку», то есть проговорить, разжевать, объяснить. Не оставить недопонимание. Это важно. Что будет с эмпатией ребенка, если мы перегнем с этим контейнированием? Будет ли он уметь сочувствовать, сопереживать?

Ну вот представьте, ситуация. Прихожу я расстроенная с работы. Любаша спрашивает (а она сразу считывает, если у меня какие-то проблемы):

• Что случилось?
• Ничего. Я просто не в настроении.
• Ну я же вижу: что-то случилось.

И вот тут надо объяснить, а не уйти в свои переживания: «Понимаешь. Так и так. Я понадеялась на человека, а он подвел». Любаша, кстати, может дать в таких случаях мудрый совет:

Кто-то поддерживает ребенка делом. Кому-то нужна другая помощь: помолчать, побыть рядом, выслушать. А как вы поддерживаете дочерей?

У меня поддержать — значит поговорить. Хотя это не всегда нужно. Мы все учимся вместе с детьми. Кто-то годам к 50 научится, кто-то никогда. Когда-то нужно помолчать, когда-то поговорить, когда-то чаю налить, когда-то активное слушание Гиппенрейтер, а когда-то переключить — показать какой-нибудь забавный видос.

Дочки очень разные по темпераменту. Любаше нужно в кино, на квест, еще куда-то. Саше — дать проораться, обнять, вместе поделать что-то, увлечь чем-то. Самой начать делать что-то интересное, чтобы она включилась: вырезать, лепить, складывать пазл, вещи разбирать, готовить. С Сашей попроще. В три года все беды и горести больше на физиологическом уровне: не выспалась, устала, что-то не получается.

Вы легко решились на второго ребенка?

На второго — да. А вот насчет третьего — не знаю, что должно произойти, чтобы я решилась. Саше нужно дать и внимание, и контакт, и развитие, найти время почитать вместе, сходить куда-то, — на все, что будет формировать ее личность.

Как Любаша приняла сестренку?

Мне важна была семья. Когда появился Максим, я знала, что хочу от него ребенка. Любаше на тот момент было 12 лет.

Она мне сказала:

Я ей ответила: «Ты возьми топор, отруби мне руку и понаблюдай. По степени жестокости примерно то же». Дети растут со своим эгоизмом. У Саши с Любашей отношения притяжение-отталкивание. То она может заявить «она мне не родная», а то думает о ней, беспокоится, подарки готовит по собственной инициативе.

Попросить ее посидеть с младшей можно, но в исключительных случаях. Я сказала Любаше, когда ждала Сашу: «Я не буду тебя напрягать прогулками-пеленками, чтобы ваши отношения развивались гармонично. Но у тебя будут обязанности». Если Любашу бесит, когда мы включаем детские песенки, я ей говорю: «У тебя есть свое пространство». А свою территорию я буду отделять красными флажками. И рычать, и кусать.

Беседовала Анастасия Кокеева

Фото: Instagram@iramuromtseva