Осторожно: народная сказка!

Принято считать, что народные сказки открывают окно во взрослый мир, что с их помощью можно знакомить ребёнка с правилами поведения в обществе, научить его опознавать добро и зло. Психолог, кандидат медицинских наук Елена Верзина рассказывает о том, что не все герои сказок представляют собой откровенное добро или зло.

Однажды (так начинаются многие сказки), когда моя дочка была совсем маленькой, я прочитала ей сказку "Колобок". Малышка заплакала – жалко Колобка, обманутого и съеденного коварной Лисой, – и при попытке прочитать ей эту сказку ещё раз сказала: "Нет, никогда не надо читать, это очень страшная сказка".

Принято считать, что народные сказки открывают окно во взрослый мир, что с их помощью можно знакомить ребёнка с правилами поведения в обществе, научить его опознавать добро и зло. По-видимому, с этим нельзя не согласиться.

Но поскольку открывающийся в сказках мир жесток и коварен, а добро, искренность, благородство, наивность так часто и несправедливо оказываются в них его жертвами, следует с очень большой осторожностью вводить ребёнка в этот "сказочный" мир.

Недоброе бессознательное

В народных сказках, равно как и в мифах, запечатлено творчески преображённое знание человека о себе самом и об окружающем мире. Отложим на потом рассмотрение литературных сказок – плодов сочинительства индивидуальных авторов. Обратимся к сказке народной, поскольку фантазийная авторская беллетристика не в состоянии погрузить читателя в такие мрачные глубины бытия и сознания, какие открываются в фольклорных сказках – продуктах коллективной памяти человечества.

Что касается мифов, то в данном контексте это также не предмет интереса, поскольку мифы – это фантастические истории космологического или антропологического содержания, которые культивируются среди взрослых детей и гораздо меньше относятся к проблеме раннего детского просвещения. Мифами обычно называют сказания о том, как была создана Вселенная, как возникла Земля и всё живое на ней, какую роль играют в происхождении и в жизни людей неземные и земные сверхсущества или таинственные субстанции?

Известный философ Карл Густав Юнг, исследовавший глубинные основы психики человека, ввёл в психологию понятие архетипов – бессознательных прообразов, которые относятся к унаследованной структуре психики. (Переводы его текстов можно прочитать в сборнике: Юнг К.Г. "Божественный ребёнок"). Известный факт повторения в мировом фольклоре одних и тех же мотивов и образов находит естественное объяснение в его теории. В пользу его теории свидетельствует также то, что "те же самые мотивы мы встречаем в фантазиях, сновидениях, делириях и безумных идеях современных людей".

В своём развитии от начала жизни до зрелого возраста ребёнок проходит, в некотором роде, тот путь, который прошло человечество от первобытных времён до наших дней – времени техногенной и информационной цивилизации. На этом пути сказочная или фантастическая картина мира была и остаётся средством познания. Не обладая достаточным объёмом научного, то есть доказуемого и воспроизводимого знания о мире, человек заменяет его представлениями, создаваемыми в его воображении. Тем самым неизвестное дополняется воображаемым, естественное заменяется сверхъестественным, что позволяет выстроить более цельное представление о мире, сделать этот мир более понятным, более пригодным для существования.

Если не знать, например, отчего бывают молния и гром, легко вообразить, что огонь и гром низвергаются с небес могущественным гневающимся великаном. Согласно древним народным мифам, так ведут себя сказочные боги – славянский Перун (потом Илья-Пророк), скандинавский Тор, индийский Индра.

Тот же неудовлетворённый, творчески трансформированный интерес к познанию, к объяснению поведения человека и социальных явлений относится к любым сказочным продуктам, созданы ли субъекты сказки по образу и подобию самого человека или наделены его свойствами в оболочке известного животного или воображаемого химерического существа. Таковы, например, многочисленные говорящие Медведи, Лисы, Зайцы, а также Медуза-Горгона, Змей-Горыныч, Чупакабра и т.п. Итак, сказка это "ложь, да в ней намёк", а именно фантастическое отражение коллективного опыта бытия.

Вчитаемся в очень популярные и весьма нравоучительные русские народные сказки, которые мамы и папы многих поколений читают своим деткам.

Волк и коза: …Волк вбежал в избу, разинул свою широкую пасть и бросился на бедняжек; что ни схватит, то проглотит — всех поел.

Гуси-лебеди: …Мышка девочке сказала: Баба Яга пошла баню топить. Она тебя вымоет-выпарит, в печь посадит, зажарит и съест, сама на твоих костях покатается. Девочка сидит ни жива ни мертва, плачет.

Мальчик с пальчик: …Шел, шел, и пристигла его темная ночь. Спрятался он под былинку подле самой дороги и уснул. Набежал голодный волк и проглотил его.

Морозко: …Заскрипели ворота, старуха кинулась встречать дочь. Рогожу отвернула, а дочь лежит в санях мертвая. Заголосила старуха, да поздно.

Курочка Ряба: …Яичко разбилось. Старик плачет, старуха возрыдает, в печи пылает, верх на избе шатается, девочка-внучка с горя удавилась….

Исследователь русского сказочного фольклора, филолог Владимир Яковлевич Пропп в своей известной книге "Морфология волшебной сказки" выполнил огромный контентный анализ сюжетов, композиций, действующих лиц, их функций и атрибутов на примере 100 сказок (из 400 текстов Афанасьевского сборника). С точки зрения Проппа, "установление закономерностей строя сказки, т.е. описание сказки по составным частям и отношению частей друг к другу и к целому возможно с такой же точностью, с какой возможна морфология органических образований". Пропп показал, что 100 сказок на разные сюжеты представляют собой более чем достаточный рабочий материал для исследования.

Его труд, препарировавший сказки, принято считать шедевром литературоведения. (На мой, абсолютно не литературоведческий взгляд, этот огромный филологический труд проверил алгеброй гармонию; после него не получится вслед за Пушкиным сказать: "Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!" Однако в контексте заданной темы результаты исследования более чем важны.) Воспользуемся результатами систематизации Проппа, выявившей повторяющиеся мотивы во всех исследованных сказках: обман, членовредительство, ослепление, похищение человека, изгнание, заточение, подмена, околдование, приказание убить, убийство, угроза насильственного супружества, вампиризм, каннибализм…

Вот немногие примеры цитат из русских народных сказок, которые даны в "Морфологии". Мачеха велит лакею во время прогулки зарезать падчерицу. Царевна приказывает слугам отвезти мужа в лес и убить. Царевна похищает волшебную рубашку мужа и убивает его самого. Братья убивают младшего и похищают его невесту. Сестрица отнимает у брата ягоды и убивает его самого. Как говорят современные подростки: "Жесть!"

Какой "добрым молодцам урок" может извлечь малыш из этих милых историй? Только один: в жизни ужасные беды подстерегают маленьких беззащитных козочек, наивных зайчиков, девочек и мальчиков, а также их бабушек и дедушек. Притом эти истории очень напоминают по смыслу сюжеты современных сериалов, во множестве демонстрируемых по телевизору или предлагаемых в продаже на дисках. А ведь такие демонстрации и публикации теперь сопровождены предупреждениями типа 16+. Однако считается, что творчество народа не нуждается в цензурировании по возрастному признаку, и что русские народные сказки преподают детям исключительно уроки доброты, честности, великодушия, самопожертвования.

Снова и снова всем нам следует отнестись предельно осторожно к выбору народных сказок для детей в ту пору, когда именно мы, родители, сопутствуем их взрослению. Нам надлежит помнить, что к народному творчеству также применимы предупреждения типа 2+, 6+ и т.д.

И что есть проверенные издателями книжки литературных сказок, написанные великолепными сказочниками, такими, как Ершов, Аксаков, Пушкин, Бажов, Алексей Толстой, Чуковский, Бианки, Александр Волков, Милн, Шарль Перро, Астрид Линдгрен.

Есть и много современных авторов, сказки которых гораздо более понятны и поучительны для наших детей. А позже ваши повзрослевшие дети найдут (с вашей подсказкой) книги Андерсена, братьев Гримм, Льюиса Кэрролла.