Психология

Как устроен детский сарказм

Как устроен детский сарказм

Такое сложное речевое действие, как сарказм, может поставить ребенка в тупик или научить его выбираться из сложных ситуаций. Как дети оттачивают свое владение родным языком и почему так важно шутить, иронизировать и не забывать про сарказм, когда вы говорите с ребенком.

В процессе развития дети сталкиваются со странными вещами. Они вдруг начинают замечать различия между значением слова в словаре и его смыслом в конкретном случае употребления. Такое сложное речевое действие, как сарказм, может поставить ребенка в тупик или научить его выбираться из сложных ситуаций. Новые исследования нащупывают подходы к детскому восприятию небуквальных значений.

Сарказм доступен детям уже в 4 года

Умение понимать скрытый, небуквальный смысл высказываний – ключевой этап в развитии ребенка. Восприятие таких форм нарушения прямого смысла языка, как ирония и сарказм – эффективный индикатор этой способности. До недавнего времени психологи считали, что только с 8 до 10 лет дети начинают замечать иронию и использовать сарказм в практике общения. Но новые исследования снизили эту возрастную планку в два раза: теперь родителям придется пересматривать свои представления о том, что доступно пониманию их детей.

Психолог из университета в Монреале (США), Стефани Александер (Stephanie Alexander) рассказываето результатах своей новой работы, которые ее поразили: «Предыдущие исследования пришли к выводу, что дети не понимают иронию до восьми лет. Однако они проводились в лабораторных условиях и сосредоточились на сарказме. Мы изучали детей в домашней обстановке и обратили внимание на четыре типа нарушения дословного смысла языка: гиперболу, эвфемизм, сарказм и риторические вопросы».

В исследовании приняли участие 39 семей с маленькими детьми. Оба родителя были опрошены на предмет использования этих форм иронии в общении со своими детьми. Стефани с коллегами выяснили, что в 6 лет дети уже владеют навыками всех четырех способов «искажения» буквального значения высказываний. Но некоторые иронические фигуры речи – гипербола, например – оказались доступными детскому сознанию уже в четыре года. А более половины ребят лучше всего понимали сарказм.

Высокий уровень понимания гиперболы и сарказма, возможно, зависит от того, в каком контексте их используют. Исследователи обнаружили, что эти фигуры небуквальной речи члены семей применяют в позитивных ситуациях, в то время как эвфемизм и риторические вопросы припасены для конфликтов между родителями и детьми. Выяснилось также, что мамы склонны иронизировать с детьми с помощью риторических вопросов, а папы предпочитают сарказм.

«Детское понимание комплексных, нелинейных форм общения устроено сложнее, чем мы предполагали раньше. Если родители осознают, что в 4 года ребенок способен правильно их понять, то им следует очень осторожно подбирать выражения, особенно в ситуации потенциального конфликта», подводит итог своей работы Стефани Александер.

Детский юмор.jpg

Группа исследователей из университета в Калгари (США) опубликовала исследование, в котором установлена прямая связь между восприимчивостью ребенка к чужим эмоциям и его способностью адекватно понимать сарказм.

Как говориткуратор исследования, Пенни Пехман (Penny Pexman ): «Для понимания саркастичного собеседника, ребенок должен принципиально игнорировать буквальное значение его слов, суметь влезть в голову другого человека и понять, что тот действительно имеет в виду. Для этого нужно владеть навыками распознавания чужих эмоций».

Госпожа Пехман с коллегами решили выяснить, каким образом дети понимают саркастические возгласы своих родителей, вроде «Спасибо огромное!» или «Замечательно!». Для этого они показали детям в возрасте 8-9 лет кукольный спектакль, персонажи которого обменивались саркастичными репликами. Потом маленьких зрителей спросили, «черствыми» или «забавными» показались им ироничные герои, оценив, таким образом, отношение детей к сарказму.

Параллельно, родителей попросили оценить способности своих детей к сопереживанию. Им дали заполнить анкету с такими вопросами, как «Сильно ли расстраивается ваш ребенок, когда видит огорчение других людей?». В результате, исследователи обнаружили, что дети, которых их родители сочли эмоционально чуткими, реагируют на сарказм гораздо адекватнее, чем их менее чувствительные ровесники.

«Саркастичная речь, особенно в незнакомых языковых формах, очень трудна для детского понимания», – считает м-р Пехман,  – «Даже когда чувствительный  ребенок не замечает сарказм высказывания, мы видим, как эмпатические способности позволяет ему интуитивно понять намерения собеседника». Пехман добавляет, что общение с  ироничными родителями и другими взрослыми людьми ускоряют процесс понимания небуквальных значений.

«Наше исследование помогает понять, как распознавание чужих эмоций помогает детям лучше справляться с пониманием скрытых (саркастических) значений и дает нам новые средства для развития этого аспекта эмпатии», заключает Пехман. «Наша работа также позволяет помочь детям преодолеть трудности в понимании сарказма».

Исследователи патологий языка из университета в Канзасе (США) выяснили, что хотя шестилетние дети могут почувствовать сарказм выражения, они не в силах понять, как слова неожиданно меняют значение в зависимости от ситуации.

Старший преподаватель университета, Дебра Барнет (Debra Burnett), изучает детское восприятие иронии и сарказма. Она обнаружила, что дети легче понимают сарказм, когда он выражен в общепринятых, знакомых для них языковых формах.

«Ирония – один из случаев, когда люди не говорят прямо того, что думают», – считает Дебра. «Вы пытаетесь понять, что они на самом деле пытаются вам сказать, а это требует мыслительной и лингвистической подготовки. Сарказм возникает на разрыве между буквальным смыслом высказывания и его реальным значением в конкретной ситуации. Детям его очень сложно понять».

Предыдущие исследования показали, что в 6 лет дети начинают улавливать изменения прямого смысла слов. Но за рамками прежних работ остался вопрос, как частота использования саркастической фразы помогает ребенку отличить иронию собеседника от буквального смысла его слов.

В рамках исследования госпожа Барнетт прочла детям 6-8 лет несколько коротких рассказов. Героем каждой истории был персонаж Петя. Он заканчивал каждый рассказ своим саркастическим комментарием. Эти послесловия либо сочинялись спонтанно, «на лету», либо носили характер саркастических «штампов», в которых разворот смысла используется чаще прямого значения. Например, как восклицание «Какой молодец!» в адрес неудачника.

В одной из историй Петя мечтает съесть печенье, которое печет его сестра. Но печенье подгорает, когда девочка достает его из духовки. Петя просто вынужден прокомментировать квалификацию повара. У него два варианта выражения своего сарказма: либо использовать общепринятый шаблон «Прекрасная работа!», подходящий к огромному количеству ситуаций подобного типа, либо добавить своему замечанию конкретики – «Прекрасное печенье!».

«Саркастическая фраза произносится необычным тоном: голос понижается, а слова произносятся медленнее», говорит Барнетт. «Каждый комментарий Петра я читала с такой интонацией, чтобы дети могли почувствовать сарказм на слух».  

После прочтения обоих вариантов, Барнетт задала детям несколько вопросов:
Что Петя имел в виду, говоря «прекрасная работа» или «прекрасное печенье»?
Что Петр при этом чувствовал?
Почему он прокомментировал оплошность сестры?
Петр хотел повысить или испортить сестре настроение?

Анализ ответов показал, что дети считают стандартный шаблон «прекрасная работа» более саркастичным высказыванием, чем ситуативную импровизацию «прекрасное печенье». Общепринятая формулировка чаще употребляется, она больше знакома детям, и они автоматически «узнают» заложенный в ней сарказм.

«Полученные данные подтверждают мысль о том, что в 6-8 лет детям очень важно овладеть общепринятыми шаблонами языка. В этом возрасте ребенок начинает оттачивать свой язык в диалогах и повседневной практике. На этом пути он сталкивается с большим количеством речевых штампов, понимание которых открывает ему реальный смысл того, что говорится вокруг него», – резюмирует Дебра Барнетт.