Мелани Бачина: "Те, кто усыновляют детей, воспринимаются либо как идиоты, либо как герои"

Фото: Радий Сабирьянов

Продюсер телекомпании ТВ-2, ведущая программы новостей, обладательница премии ТЭФИ, академик Российской Академии телевидения, автор телевизионного проекта «Хочу в семью» Мелани Бачина о детях, рожденных сердцем, о необходимости чувства привязанности, а так же о «разрухе в головах».

– Давайте про детей поговорим, про фонд «Обыкновенное чудо», про проект «Хочу в семью».
– Проект «Хочу в семью» существует внутри большой благотворительной истории «Обыкновенное чудо». Но к фонду особого отношения не имеет, это, скорее, исключительно телевизионная история.

– Презентация ребятишек…
– Грубо говоря, да. Хотя я уже давно разочаровалась в этой форме.

– А новую форму придумали?
– А новой формы нет. Поэтому стараюсь показать ребенка и воспитателя, который может что-то про него сказать, стараюсь не использовать собственных слов вообще. Это сложная история, потому что одно дело снять историю, которая побудит человека  открыть кошелек и вытащить деньги, чтобы помочь, а другое дело – взять ребенка. Это несравнимые вещи и это не благотворительность, разумеется.

– Почему в России тема «опеки и попечительства» такая болезненная? Мы не готовы воспитывать чужих детей? Не хотим?
– Во-первых, мне кажется, это миф, что наши люди не хотят брать детей. Да, они не берут в таком количестве, как это делают на Западе. Тому есть несколько причин, и одна из них – уровень жизни. Люди просто не могут себе позволить. Это первое. И второе. Мне кажется, я говорю сейчас исключительно про усыновление, все идет от сердца. И усыновляют те люди, которым нужны дети, которые хотят иметь детей. Таких людей мало, опять же в силу обстоятельств. Когда твоя жизнь достигает определенного уровня комфорта, ты можешь позволить себе взять еще одного ребенка, если у тебя есть потребность, желание воспитывать детей. Это ведь ответственность. Но вот парадокс в нашей стране: люди, которые усыновляют детей, до сих пор часто воспринимаются обществом либо как идиоты, либо как герои. А они не идиоты и не герои.

– Это те, кто усыновляет. А те, кто берет под опеку, про них говорят, что они на детях зарабатывают.
– И это небезосновательно, к сожалению. Быть родителем за деньги невозможно. Родительство за деньги – это обман. И это очень плохо и для общества, и для этих детей, потому что это модель семьи, которую этим детям показывают: мамой можно быть за деньги. А мамой за деньги быть нельзя. Я понимаю, что приемная семья – это выход для взрослых детей, потому что взрослых не усыновляют, но тогда нужно по-честному говорить, это не мама и папа, это люди, которые возьмут на себя обязанность заботиться о вас, но они не ваши родители. У нас как-то перевернуто все с ног на голову.

– А я пытаюсь понять генезис всей этой ситуации. Почему они их оставляют? Зачем они их рожают в таком количестве и оставляют? Отчего это зависит? От уровня образования?
– Мне кажется, нельзя однозначно говорить о роли образования в этом вопросе. Множество факторов, которые играют роль. Что касается, например, детей-выпускников детских домов, то их дети идут по их же стопам, потому что у них элементарно нет понятия и модели семьи. Самая главная проблема – это депривация. И самая серьезная проблема – это люди с депривацией, у которых отсутствует чувство привязанности. У каждого человека, при рождении, существует связь с матерью. Если мать остается с ребенком, он привыкает к ней, к ее голосу, к ее запаху, к ее прикосновениям, к грудному молоку – привязывается к ней. Исходя из этого, ребенок чувствует свою защищенность, чувствует свою принадлежность кому-то, и благодаря этому может строить свою жизнь, у него есть почва под ногами.

Просто представьте, если мать сразу разрубает с ребенком все связующие нити, для него это угроза для жизни. Любой ребенок воспринимает эту утрату как угрозу собственной жизни. Как ребенок это переживает, и какие это будет иметь последствия для него неизвестно. Есть множество вариантов. Угроза жизни – это первое. Дальше начинается одиночество, когда к нему подходит не мама, которая слушает, проснулся ли он, а подходят чужие люди по расписанию. Потом ребенок попадает в систему: больница, дом ребенка, а там нет какого-то одного человека, который бы заботился лично о нем.

Приходит одна медсестра, другая, одна нянечка, другая, это жизнь в коллективе. Ребенок ни к кому не привязывается, у него просто нет этого чувства. Почему возникает проблема у детей, которых усыновляют, что они могут уйти с кем угодно? Они любую тетю могут назвать мамой. Если они называют мамой, это еще не значит, что они осознают, что это мама, тот самый человек, который будет о них заботиться, любить. У них этого нет вообще, нет базового чувства принадлежности кому-то, оно деформируется всей этой системой, всем воспитанием, оттуда потом и проблема неготовности создавать семью. Чем раньше ребенок попадает в семью, тем лучше. Чем дольше он остается внутри этой государственной системы, тем хуже для его личности. Человек не может воспитываться в коллективе, человеку очень трудно будет строить семью и отношения внутри семьи, если он никогда не жил в семье.

– В-общем, это неискоренимая проблема?
– Нет, дети-сироты везде есть, во всех странах. Другое дело, в каком количестве. У нас сейчас по уровню детей-сирот на душу населения больше, чем во времена послевоенные. И такая ситуация уже довольно давно. В послевоенное время родственники брали этих детей, соседи, друзья не давали пропасть. Мне кажется, много причин этому: условия жизни, возможности, образование, воспитание. Кроме того, мы сейчас приемными семьями плодим целое поколение людей, грубо говоря, безответственных.

Что такое усыновление и приемная семья для меня? Усыновление – это ответственный выбор человека, усыновляя, мы как бы рожаем ребенка сердцем. Ты этого ребенка принимаешь как члена семьи, и ты воспитываешь его, несешь за него ответственность всю свою жизнь. Усыновление – это сознательное, ответственное родительство. Человек принимает этого ребенка, соответственно, ребенок уже встроен в детско-родительские отношения, встроен в эту семью, как сын или дочь. Он понимает, кто он в этой семье, понимает, кто эти люди. Для него это база, площадка, от которой ему, потеряв почву под ногами, можно оттолкнуться и начинать двигаться дальше. Что такое приемная семья? Ребенок остается государственным, он на попечении у государства, его главный опекун – государство, а значит никто, по сути. Ребенок до конца не включен в детско-родительские отношения, потому что он не сын и не дочь в этой семье, он не знает, кто он.

– Но это же проблема позиционирования?
– Нет, у него изначально другая фамилия. А для таких детей очень важна принадлежность, они никому не принадлежат в этой жизни, а это неестественно. Это вообще ненормально для любого человека никому не принадлежать. Семья  дает жизненную основу, от которой можно двигаться дальше. А если ее нет, то получается, что у тебя изначально нет базы, нет почвы под ногами, от чего ты можешь оттолкнуться, чтобы начать двигаться  куда-то. Приемная семья не дает этой включенности в детско-родительские отношения, это первое. И второе, она не дает ощущения безопасности, которое дарит семья, потому что ты знаешь, что сегодня ты здесь, а завтра ты здесь можешь не быть.

– Вы так давно занимаетесь этим вопросом, нет потребности взять ребенка? Мне кажется, все через это проходят, кто начинает во все это вникать?
– Тут очень важно не принимать решения на эмоциональном уровне. Я очень эмоциональный человек, я думаю об этом постоянно, если честно. Но важно не принять решение на эмоции, потому что эмоции заканчиваются. У меня очень жесткое отношение к этому вопросу.

– В смысле, жесткое?
– Я считаю, что люди, которые усыновляют детей, должны быть к этому серьезно подготовлены. Прежде, чем взять ребенка нужно понимать многое про детей, оставшихся без родителей. Быть готовым к разным трудностям, надо понимать, что это чужой ребенок. Что этот ребенок со своей жизненной историей. Даже если он еще маленький. Он пережил травму утраты, самую страшную травму, которая есть вообще в жизни любого человека. Нравится вам или нет, вы не сможете этого от него скрыть. Ведь это его жизнь, и важно принять его таким, какой он есть, с его историей. Важно отнестись к нему с уважением. Тайна усыновления, например, по моему глубокому убеждению, нужна только взрослым. Они не готовы к правде. Ребенок правду знает, чувствует. Ну и кроме того, отношения внутри семьи, где скрывают от ребенка то, как он появился в семье, будут строиться на лжи изначально. Вы никогда не будете доверять друг другу, когда между вами стоит такая огромная, колоссальная ложь. С усыновленным ребенком родители не связаны кровными узами, это очевидно, а значит, доверие этого ребенка еще нужно заработать.

У меня есть друзья, они девочку, совсем крошечку, удочерили 10 лет назад. И вот эта девочка настолько любима, настолько их ребенок, что говорит старшей, их родной дочери: «Ты приемная. Они тебя не любят. Ты посмотри, как они любят меня!» Ребенок проговаривает то, что переживает сам. Она что-то чувствует, догадывается, но не знает, что точно. С ребенком нужно разговаривать.

– Почему когда возникают проблемы со своим ребенком, человек воспринимает это как норму, а когда с приемным или усыновленным, то начинает звонить во все колокола?
– Не все и не всегда так поступают. Есть люди, которые звонят в колокола, когда проблемы с кровным ребенком возникают, а есть те, у кого проблемы с усыновленными возникают, но они не бьют во все колокола, а решают проблему самостоятельно. Хотя есть и доля правды в ваших словах. Отношение к усыновленному и кровному ребенку бывает разное, но оно такое у людей, я считаю, недалеких и на самом деле неготовых к воспитанию приемного ребенка. Довольно распространенный миф о генах. Если случается что-то с кровным ребенком – говорят – в кого же он такой уродился, и принимают это как иронию судьбы. Если что-то происходит с усыновленным – говорят – ну это у него гены, или еще хуже – я подозревал, что из него ничего не выйдет, у него же такие гены! Редко такие родители задумываются о своей вине. Задаются вопросом – а что мы сделали не так, а как мы можем это исправить?

Часто усыновленных детей программируют на плохие поступки сами родители. Они всю его жизнь ждут, что он вырастет и чего-нибудь такое выкинет. А ребенок это чувствует и старается не обмануть ожидания родителей. Раз они ждут, значит, надо так и сделать. Не важно, кровный ребенок или усыновленный – важно, как родители его воспитывают, что они ему говорят, верят ли они в него, поддерживают ли они его или наоборот – ругают, обзывают и уверяют, что из него ничего не выйдет. Дети – это наше отражение, и плоды нашего воспитания в первую очередь. Нельзя всю вину и ответственность за свои неудачи и неумение воспитывать перекладывать на ребенка. Это нечестно обвинять его в том, каким он вырос, если вы сами не постарались вырастить его хорошим и счастливым человеком.

– А с этим законом «Димы Яковлева»… Неужели американцы усыновляли настолько большой процент наших детей?
– Нет. Американцам «де факто» уже давно не давали усыновлять наших детей. Конечно, они усыновляли, но все шло очень тяжело, очень трудно, многим отказывали на пути еще сбора документов.

– А почему? Потому что у них детская смертность повышенная?
– У нас давно напряженные отношения. И дело тут не в смертности совершенно, это надо прекрасно понимать. Что касается этого закона, то уже только ленивый не сказал, что это исключительно политический вопрос, что дети здесь совершенно не причем. Я не говорю, что американцы усыновляли только больных детей, но они их усыновляли. У нас вообще в принципе здоровых людей очень мало. И здоровых детей очень мало. Все болезни этих детей, они либо излечимы, либо диагнозы снимаются, когда дети попадают в семью. Но американцы брали на моих глазах детей, которых здесь бы не взял никогда и никто.

– Что же у американцев за потребность? Что их мотивирует? Почему наши не могут взять?
– Почему не могут? Могут и берут. Но пока у нас нет такого уровня жизни как в Америке, не надо никому запрещать усыновлять детей. Я вообще против запрета на усыновление как такового. Не потому что я за американцев, я просто против запрета на усыновление. Если хотя бы один ребенок лишился возможности усыновления из-за этого закона, то это на совести этих людей. Я вообще не люблю, когда начинают говорить «вот наши не усыновляют больных детей, они все такие бесчеловечные». Нет! Наши не усыновляют детей, потому что у нас в стране не ничего предусмотрено ни для таких детей, ни для семей с такими детьми. У нас медицина еще не на том уровне, чтобы ставить детей с некоторыми диагнозами на ноги, одним словом, в нашей стране нет таких возможностей, как в той же Америке. Это надо понимать.

На сегодняшний день ребенок-инвалид для любой семьи в России – это приговор. Вот в чем главная проблема. А не в том, что люди такие жестокие. Семьи, воспитывающие детей инвалидов чаще всего у нас в стране обречены на существование довольно трудное, они будут все время без денег, потому что все деньги, которые они будут зарабатывать, будут уходить на лечение этого ребенка. Ничего они в своей жизни не смогут себе позволить, потому что они будут сидеть с этим ребенком. Они не выйдут с ним из дома, потому что невозможно свободно и спокойно пройти с больным ребенком по городу, дороги плохие, то снег, то грязь, в общем ни пройти, ни проехать на коляске уж тем более. Они не могут съездить с ним в кино, например, потому что нет даже элементарных пандусов в большинстве мест. Они не смогут, если ребенок тяжелый, ходить с ним в парк, потому что все будут оборачиваться.Послушайте, в городе же очень много и детей с синдромом Дауна, которые живут в семьях, и детей-инвалидов. Их в городе не видно.

Мы не хотим смотреть на это. Мы прячем этих людей. Я не говорю про нас с вами сейчас, я говорю вообще.

– Получается, родители не хотят этого сами. Они не приводят их в кафе. Выходит, что у родителей какой-то психологический блок, они стесняются своих детей?
– Да не стесняются они своих детей, это общество их стесняется. И пока родители будут видеть эти косые сочувственно-брезгливые взгляды, они не будут водить своих детей в кафе, что их (детей) в первую очередь не травмировать этим. У нас до сих пор не могут смотреть на людей в инвалидных колясках, как на равных, на них у нас смотрят сверху вниз, в прямом и переносном смысле. Это беда нашего общества и вина нашего общества, и власти тоже, которая ничего не делает, чтобы это изменить. Я имею ввиду инклюзивное образование, доступную среду и прочее, что наше не бедное Государство могло бы себе позволить. Но это второстепенно, в первую очередь, как говорил классик: «Разруха она не в сортирах, а в головах». В головах надо поменять все, в первую очередь.