Мария Жалнина: русская арт-школа в Сан-Франциско

Русская художница, уехавшая в Сан-Франциско – это, кажется, такой романтический образ, а не какая-то конкретная история. Хотя бывает иначе, как получилось с Марией Жалниной, которая, пару лет назад уехав в Сан-Франциско, основала там детскую арт-школу.  «Летидор» расспросил Марию, как происходит обучение детей русскому искусству.

– Расскажи о себе и своей школе, как она основалась?

– Я художник и дизайнер, с детства не представляла для себя другой дороги. Закончила Московский Академический Художественный Институт им. Сурикова, состою в Союзе Художников России с 2002 года. Но до этого, в возрасте 11 лет, я поступила в художественный лицей (МАХЛ), где дети получают вполне профессиональное художественное образование без отрыва от учебы. Там к нам очень серьезно относились, и мы жизни не представляли без искусства. Замечательные учителя не жалели для нас ни времени ни сил.  Но, все равно, помню моменты, когда я чувствовала, что чего-то важного про искусство не понимаю, хожу вокруг да около, и никто не покажет мне короткий путь. Это происходило от того, что нас быстро и качественно учили копировать реальность, но мало снабжали знаниями об устройстве картины как таковой: что в ней хорошо, что плохо, отчего получается «плохой вкус», словом, мало внимания уделяли эстетическим категориям. И с тех пор я много думала, как бы эту систему улучшить, как бы вести людей максимально коротким путем. В какой-то момент в голове сложилась достаточно четкая картина, и я стала учить. Сначала взрослых с нуля, потом детей друзей. Когда поняла, что метод работает, стала  заниматься этим профессионально: начала с частных уроков и затем перешла к группам.

Моей школе около двух лет. Группы есть в Сан-Франциско, Пало-Альто, Сан-Карлосе и Сан-Матео. С Сан-Карлосом вообще забавно получилось, как-то мне позвонила мать 8-летней девочки с вопросом, есть ли у меня там группы. «Нет», – говорю, «у меня ничего нет в Сан-Карлосе, извините: ни помещения, ни учеников». Через неделю звонок: «Мы организовали вам группу в Сан-Карлосе, помещение нашли и учеников. Приходите!» Сейчас у меня там довольно сильная группа. Ну а в центре даунтауна Сан-Франциско у школы есть свое помещение. Больше всего учеников приезжает туда из Долины – там лучше школы, и семьи с детьми школьного возраста, как правило, перебираются в этот район.

– Зачем в Америке русская арт-школа?

– В Сан-Франциско (и прилегающей к заливу области) по разным данным от 50 до 200 тысяч русскоязычных жителей. Здесь очень развито русское сообщество, люди много общаются друг с другом. Я не ставила себе целью работать исключительно с русскоязычными детьми, просто изначально чувствовала себя увереннее в родной языковой среде, а потом все покатилось, как снежный ком: мои первые ученики рекомендовали меня друзьям, те – своим, и так далее. Многие из моих учеников не говорят по-русски, хотя и имеют русские корни: прививать детям правильный русский язык в англоязычном пространстве – тяжелый труд, и не все родители на него готовы.
– Какова роль изобразительного искусства в процессе воспитания и развития? Что приобретает ребенок, работая с визуальным рядом?

– Не только для ребенка, для любого человека очень важно уметь убедительно и понятно выразить то, что он думает и чувствует. Увидеть, как придуманное тобой становится реальностью – это большое удовольствие. Только что ничего не существовало, и вот ты уже своими руками создал новый мир, новую реальность. Дети эту возможность ценят чрезвычайно.

– Что ты думаешь по поводу «поколения iPadов»? Как электронные планшеты соотносятся с классическим изобразительным искусством, где идет работа с разными материалами, разными изобразительными средствами?

– Я не очень понимаю, как противоречат цифровые рисовальные устройства классическому изобразительному искусству. Kакая разница, макаешь ты кисточку в физическую или цифровую палитру? А может, ты вообще гравюру делаешь, или мозаику кладешь. Стиль и качество работы определяет не техника,  а процессы, которые при этом происходят у тебя в голове.  Дети с удовольствием рисуют на чем угодно – бумаге, обоях, песке, айфоне, айпаде, друг на друге. С интересом изучают новые материалы, быстро осваивают любую технику и применяют ее к воплощению своих идей.

– Здесь, в России постоянно ведутся разговоры художников об отсталости и несовершенстве художественного образования, пережитке «совка», почему же на другой стороне земли русское искусство так востребовано? – Я не могу адекватно сравнить американскую и русскую системы детского художественного образования просто потому, что в России я была связана с профессиональным, а тут – с общим художественным образованием. Но основные тренды, конечно, заметны.
В России изначально детей обучали искусству, как взрослых, распределяя задачи по мере возрастания сложности концепций. Сначала рисовали простейшие гипсовые фигуры, затем – более сложные композиции из этих форм с включением цвета и материала – натюрморты. После этого в работу шли гипсовые части лица, потом целиком гипсовые головы, затем портреты, гипсовые торсы, скульптуры, и, наконец – обнаженка. Проблем в этом процессе несколько, и основная из них – скука. Я встречала много взрослых, которые сообщали мне с печалью в голосе, что когда-то любили рисовать и хотели учиться, но завязли на стадии штрихования яблок и горшков, потеряв творческий импульс и уверенность в своих силах. Тупое следование академическим шаблонам способно отучить человека воспринимать иные художественные системы, отбить интерес к выработке собственного художественного языка, потерять самобытность.

Американская система общего художественного образования заточена не на обучение, а на развлечение. Основным посылом  там является свобода самовыражения, отсутствие критики. Детям часто показывают прием, позволяющий быстро добиться эффективного результата, и, как следствие, возгласа родителей «how cute!». Например, как сделать цветок из салфетки или монотипию на стекле. Из хорошего, стоит отметить, что в США педагоги стремятся развить фантазию детей, к примеру, учат их обыгрывать разные идеи и материалы. Но объяснением элементарных правил искусства здесь никто не занимается, детей не учат последовательно, преодолевая трудности, вести работу над картиной. Это основная жалоба, с которой приходят ко мне родители. Я же стараюсь брать лучшее из обеих систем, не впадая в крайности. Ведь самобытность – это не незнание концепций, а, напротив, мастерское ими владение. Мастерство – это крылья, с ними ты можешь лететь далеко, высоко и в любую сторону. Таким и должно быть художественное образование – тренировать крылья, но не подрезать.

– Что хотят рисовать дети? – То, что занимает их мысли. Сцены из прочитанных книг и просмотренных фильмов, поразившие их события, мечты – детская фантазия не имеет границ. Гендерное различие тоже играет роль: мальчики часто рисуют машины и космические корабли, которые они придумывают сами до мельчайших деталей, девочек – костюмы и прически принцесс, семейные сцены, животных. У меня есть ученица, которую интересуют исключительно русалки, и все, что с ними связано – так мы с ней и изучаем все аспекты художественного мастерства на сюжетах из подводного мира.

– А что они рисовать не любят? – То, что непонятно, для чего рисовать:  бессмысленные, с их точки зрения, скучные упражнения. Но я и не делаю таких занятий. Прячу технические задачи под творческими. Например, задание – придумать театральный костюм. Я показываю детям разные костюмы, мы их обсуждаем. У всех полно идей! Но как нарисовать костюм без фигуры под ним?
– Какого возраста дети в твоей школе?

– С 5 до 10 лет. До семи лет дети больше оперируют эмоциями, чем логикой, после семи готовы к восприятию таких сложных концепций, как, например, перспектива и начинают критично относиться к своим работам. Поэтому я стараюсь делать группы для детей 5-6ти и  для детей 7-10-ти лет. Если же в одной группе дети разных возрастов, то я придумываю для каждого занятия тему, которую можно решить и простым, и сложным образом, и требую больше от старших. Вообще, ученики-дети, конечно, превосходят взрослых по многим параметрам: по скорости усвоения материала, смелости, отсутствию ненужной рефлексии, энтузиазму, наконец. Где вы видели студентов ВУЗА, которые будут прыгать и кричать «ура» оттого только, что им принесли пластилин? Или плакать, что закончилось занятие?

– Есть ли у тебя какая-то методика, каковы принципы преподавания? – Я работаю с небольшими группами по 6 человек, так я могу достаточно уделять внимания каждому, вовремя отлавливать ошибки и объяснять, чем они опасны и как их избегать. Каждый выбирает свою тему, я ставлю техническое условие. Если занятие посвящается силуэту, умению делать его выразительным и работать в два цвета, то я показываю в начале урока древнегреческие вазы и тарелки, а потом предлагаю нарисовать каждому свою свою тарелку или вазу из любого классического сюжета, но чтобы там был хотя бы один человек. Так что у нас есть и древнегреческие русалки и космонавты.

Или изучили мы перспективу, нарисовали пару коробок, машинку, комнату. Теперь можем приступать к более сложной задаче: придумать несуществующий предмет и нарисовать его в перспективе. Хочешь – космический корабль, хочешь – дом своей мечты, хочешь – диковинное животное.

Материалы тоже даю детям на выбор, пастель, акрилик, акварель, карандаши, но непременно заставляю сделать эскиз и утвердить его со мной. Так дети приучаются эффективно использовать пространство всего листа. По композиции есть отдельные задания: я показываю детям примеры абстрактной живописи, мы вырезаем из цветной бумаги простейшие геометрические фигуры и на их примере изучаем, как добиться в композиции спокойствия, или драматизма, ощущения радости или печали, и всегда при этом сохранять равновесие. Мое единственное пособие, как видите, история искусств.

– Кто такой идеальный ученик для тебя?

– Да все они хороши по-разному. Мне важно только, чтобы им изначально было не жаль, что они сейчас рисуют, а не, скажем, в футбол играют, но это я выясняю на первом занятии. Важно, чтобы человек был готов преодолевать препятствия, не паниковать, если что-то не получается, прислушиваться к советам и пожеланиям. 99% детей это умеют.
– А идеальный учитель? – Он должен быть художником, это самое главное. Максимум, чему можно научить по пособиям – это ремеслу, но если сам педагог холоден к своему предмету, не пережил и не перечувствовал его, чем он поделится с детьми? Есть художники с состоявшимся стилем, и они невольно навязывают его ученикам, но влияние педагога гораздо лучше, чем отсутствие вовлеченности. Если человек приучен искать и думать, он изживет влияние и найдет свою дорогу

Ну и второе, не менее важное – уважение к ученикам. Умение чувствовать сильные и слабые стороны каждого, а не стричь всех под одну гребенку.

– Ты обучаешь одновременно и русских, и американских детей. В чем разница, если ощущается? – Не ощущается совсем. Притом, большую часть детей вообще непонятно, к какой категории отнести: они родились тут, часто в смешанных семьях, часто говорят на нескольких языках. В одной из групп, например, у меня расклад такой: 2 только англоязычные девочки, 2 только русскоязычных мальчика (совсем недавно приехали из России), и мальчик с девочкой, свободно говорящие на обоих языках. Если вдруг случается, что поддерживающие общий разговор двуязычные дети не приходят, в классе царит сосредоточенное сопение и шуршание карандашей.
– Чего не хватает русской арт-школе? – Широкого взгляда на изобразительное искусство. Строгий академический реализм противопоставляется современному искусству. А на мой взгляд, эти две ветви искусства друг другу ничуть не мешают, а наоборот, помогают.
– А американской? – Друзья, которые учатся здесь в высших учебных заведениях, жалуются на то, что больше внимания уделяется количеству и способу подачи работ, чем их качеству. Кроме того, тотальное отсутствие критики, характерное для американского образования, зачастую препятствует творческому росту.
– Как планируешь развивать школу? Будут ли скульптура, рисунок, важно ли наличие диплома? – Скульптура, рисунок есть и сейчас. В будущем планирую программу для подростков: профессиональную подготовку в ВУЗы. Диплом – это сами работы моих учеников (я их не отбираю в так называемый фонд, а просто фотографирую), их знания и умения. Да и в художественные институты тут поступают не экзаменами, а готовыми работами. Что касается бумажки о выпуске – наверное, со временем что-то подобное изобрету. «Кстати! – как говорит один мой ученик, – Вы мне подали блестящую идею!» Заставлю-ка я их каждого себе такую рисовать самому, от себя снабжу подписью и печатью. Будет им проект по книжной графике и каллиграфии!

Фото: архив Марии Жалниной